– Все это было бы хорошо, будь я один, – ответил я. – Но у меня на руках ребята и беженцы. Некогда мне по пустыням шляться. Нужно драться здесь и сейчас с тем, что есть.
– Дело твое, – вздохнул Бажан. – Но я не знаю, кто еще поможет. В Ансо сплавать? Чего-чего, а еды у них много, могут всю вашу крепость хоть год кормить без всякого убытка для себя. Вот только это тоже далековато. Не сильно ближе, чем та пустыня. А воинов они не дадут – у самих мало.
– Все думают только о том, чтоб самим остаться в выигрыше, – проговорил я. – А это такого рода игра, в которую эдак можно всем вместе проиграть, если каждый из своего угла смотреть будет.
– Так-то оно так, – кивнул Бажан. – Да это ведь в человеческой природе –сперва о себе думать. Вот Мученики – те своей жизни ради всего мира не пожалели, но на то они и Мученики, в их честь храмы строят. А мы, простые, грешные люди, эдак не можем. Нам бы все где-нибудь какую-никакую пользу для себя углядеть, и чтоб кто-нибудь вместо нас умер сегодня, а мы – чтоб завтра. На борьбу со злом мы с радостью пойдем, но только если будем твердо верить, что добро сильнее и непременно победит. А когда нет такой уверенности, то тут уж каждый о себе сам будет промышлять, к какому берегу пристать. А то и вовсе не пристанет ни к какому – так, между островками как-нибудь проскочит.
– А зло всегда этим пользуется, – прибавил я. – Ему такие, между берегами лавирующие, всегда на руку.
– Что ж, все так, – развел руками Бажан. – Нас и церковь тому же учит, что нужно к праведному берегу причалить и лодку от себя оттолкнуть, да только не все и не всегда по писанному делается, что уж там.
Откуда-то со стороны моря донесся звук пушечного выстрела, затем еще один. Бажан застыл и прислушался, вскинувшись, словно охотничья собака.
– Ого, неужто уже? – произнес он себе под нос. – А я-то и не верил, надо же!
С этими словами он поднялся из-за стола и сделал мне знак идти с ним.
– Что такое? – спросил я, когда мы спускались по лестнице. – Куда мы идем?
– В порт, – ответил Бажан. Его морщинистые руки тряслись от волнения. – Кажется, получили мы от Мучеников отсрочку. Глядишь, поживем еще. Прибыла подмога.
Народ на улицах выглядел взволнованным, но не испуганным: тут и там горожане, собравшись группами по несколько человек, что-то обсуждали, а большая часть быстрым шагом двигалась по широкой улице вниз, в сторону порта.
– Слышали, слышали? – шелестела толпа. Казалось, какая-то весть передавалась в ней, словно огонь, перескакивающий с одной ветки на другую.
Бажан, выскочив на мостовую, присоединился к общему шествию, на удивление быстро переставляя свои тонкие ноги в цветных кюлотах.
– Вон они, видишь? – бросил он мне, указывая куда-то вдаль, когда панорама порта, наконец, открылась перед нами.
Я взглянул и почувствовал, как мое сердце встрепенулось, взволнованно ударившись о клетку ребер. В гавань входил крупный парусный корабль – такого я еще ни разу не видел даже в Крюстере. Настоящая громада.
Наверное, испанские галеоны и линейные корабли XVIII века в нашей реальности были еще больше, но среди мелких каравелл и коггов эта громадина выглядела впечатляюще – словно слон в табуне лошадей. А вдали виднелись еще корабли поменьше, целый флот.
На мачте развевался зеленый флаг со вставшим на задние лапы соболем, и я понял, что не ошибся. То, чего с надеждой и некоторой опаской ждали в Крюстере с конца лета, наконец, свершилось. Не помешала даже штормовая погода, царившая в море в эти месяцы. Его светлость, герцог Тарсина, прибыл в Крюстер. И, видимо, прибыл с немалым войском.
