– …когда ты отойдешь в сторону и предоставишь меня моей судьбе.
– Не обязательно. Меня могут просто отодвинуть. Я не всесилен.
– И когда же этот день настанет? Или он уже настал?
– Еще нет. Но это мое предупреждение может оказаться последним. Прощай, Поэт.
– Прощай, Маран.
– Да, позволь мне сказать пару слов наедине твоему другу.
Он кивнул Дану.
– Можно тебя на минуту?
– Конечно, – ответил удивленный Дан.
Они вышли на пустую улицу. На небе сияли две полные луны, было необычайно светло, улица просматривалась на всю длину, и Дан внимательно оглядел ее.
– Ищешь моих людей? – догадался Маран. – Не трудись. Я же сказал, что пришел один. Я знал, где вы прячетесь, уже через несколько часов после вашего побега, так что… сам понимаешь. Арестовывать вас я не собираюсь, напротив, у меня есть к тебе предложение.
Дан сделал нетерпеливый жест.
– Погоди отказываться. Сначала выслушай меня.
– Ну?
– Меня не интересует, кто ты и откуда. Меня не интересует, как ты попал в компанию Поэта и что ты в ней делаешь. Меня не интересует твоя жена или подружка – не знаю, кто она тебе. А интересует меня одно: прием, которым ты уложил двух моих парней.
– Нет.
– Что – нет?
– Я не могу обучить тебя или кого бы то ни было этим приемам.
– Не можешь или не хочешь?
– Не могу. Те, кто владеет этой борьбой, объединены… как бы это?
– В лигу, что ли?
– Вроде того. Вступая в нее, каждый дает клятву не обучать этому искусству никого без разрешения остальных. Так что не могу. Да и не хочу, если говорить откровенно.
– Жаль.
– Что, хочешь меня заставить?
– Заставить? Нет. Уговорить – пожалуй.
Дан насмешливо улыбнулся.
– А ты не улыбайся. Как ты думаешь, зачем мне это нужно?
– Невелика хитрость.
– И все-таки?
– Издеваешься? Ладно. Естественно, для того, чтобы твоих парней никто не мог одолеть.
– Моих парней и так никто не может одолеть. Они вооружены автоматами, а гражданским лицам ношение оружия запрещено.
Дан был озадачен.
– А зачем тогда?
– А вот как раз затем. Чтоб они меньше пользовались автоматами. У вооруженного человека искаженное видение действительности. При малейшем сопротивлении, при первом неосторожном движении они пускают автоматы в ход. А потом поди докопайся, что там было и как. Вот если б они умели драться, как ты, я приказал бы забрать у них оружие. А ты сразу – нет.
Дан промолчал.
– Я тебя не тороплю. Подумай. И если надумаешь, приходи в Крепость. Скажешь на входе, что я тебя жду, и тебя проведут ко мне.
– А если не надумаю?
Маран понял смысл вопроса.
– Не надумаешь – не приходи. Тебя никто не тронет.
– Меня?
– И твою жену тоже. Слово Марана. Прощай.
– Прощай.
Когда Дан вернулся в подвальчик, Ника вскочила.
– Дани! – ей хотелось броситься ему на шею, но она удержалась и только быстро провела ладонью по его щеке.
– Я боялась, что ты не вернешься. Правда, Поэт уверял, что Маран – человек слова.
– Он действительно человек слова, – мрачно сказал Поэт, – и это не единственное его достоинство. Обидно, что он полез в это дерьмо.
– И вам не интересно знать, что он мне говорил? – полюбопытствовал Дан, садясь.
– Какое мне дело до чужих секретов? – ответил Поэт равнодушно. Дор поддержал его кивком головы. – Лучше допьем тийну Марана. Вряд ли он еще раз надумает угощать нас. Хотя что думает Маран, известно одному Создателю.
– По-моему, он очень ясно выражал свои мысли, – сказала Ника неприязненно.
– Выражал, да, но… Я знаю Марана уже… в общем, мы с ним впервые встретились вскоре после того, как научились ходить. И повторяю: один только Создатель – если б он существовал, конечно, мог бы судить о подлинных мыслях Марана. А, Дор?
