Она уперлась ладонями ему в грудь. Но легче было сдвинуть с места скалу. Солнечный свет немного косо упал на мужское лицо, обозначив морщинки в углах глаз, а серые глаза стали прозрачными и холодными, словно осенние тучи. Катарина хотела сказать, чтобы муж немедленно отпустил ее – и не произнесла ни слова. Что в его глазах? Насмешка? Конечно, он смеется над ее неловкостью. Еще в его глазах злость – острая, как нож. Он зол на нее?.. Но еще глубже в этих глазах, там, куда солнце не смогло проникнуть, затаилась горечь. Горечь сожаления. О чем он сожалеет?..
Как странно, что Хоэль тоже молчал, и тоже смотрел ей в глаза. Что он увидел в ее глазах? Катарина была бы не прочь узнать об этом, и тут Хоэль перевел взгляд на ее губы.
Это было как удар, пронзивший от макушки до пяток, как молния, слетевшая с неба, хотя грозу ничего не предвещало.
Грудь сдавило, дыхание пресеклось, и Катарина поспешно отстранилась, но Хоэль сам отпустил ее.
- Это и есть дом печали? – спросил он, оглядывая беседку. – Что за дурацкое название?
Не сразу, после довольно долгих расспросов, Катарина поняла, что он говорит о садовом домике, где она прятала свои сокровища.
- Почему дом печали? – изумилась она. - Кто вам о нем сказал?
- Донья Пигалица.
- Лусия? О, она все перепутала. Этот дом – библиотека. И именно там я провожу самые приятные часы, а вовсе не печалюсь.
- Ну да, - кивнул Хоэль, - такая изящная донья должна любить книги. Но сейчас вы туда не побежали?
- Беседка тоже хороша, - ответила Катарина уклончиво. – Розы так славно пахнут.
Но ее муж был далек от разговоров о розах.
- Донья Пигалица накричала на меня за штраф, - сказал он, теребя гибкую ветку, которая оплела балюстраду. – У вас так плохо с деньгами?
- Не обращайте на Лусию внимания, - сказала Катарина, улыбаясь немного грустно. – Тут не в деньгах дело, дон, а Лусия просто очень переживает за меня.
- Мы договорились, что вы будете звать меня по имени, - напомнил он, на что Катарина промолчала.
Называть его по имени она ни в коем случае не собиралась.
- Я чего-то не разобрался, - заговорил он напрямик в своей излюбленной манере. – Как получается, что у герцогини кухарка отказывается варить кофе, а ром выдается только по большим праздникам? А как же… - он замолчал.
Катарина не удержалась от смеха, хотя смех ее прозвучал совсем не весело:
- А как же состояния трех моих мужей?
Он бросил на нее взгляд и сразу потупился:
- Вы слышали ведь, что молотил тот дурак.
- Да, слышала, - не стала изображать неведение Катарина. – И расценила ваше молчание, как попытку уберечь меня от слухов. Или вы испугались проклятья Чёрной вдовы? – она не могла не спросить этого, преподнеся мучивший ее вопрос в виде шутки.
Хоэль усмехнулся, покачав головой.
- Говорят, вас прозвали драконом, - продолжала Катарина, - потому что в сражениях вы проявили змеиную мудрость и почти драконью неуязвимость.
- Чего только не болтают, - ответил он быстро и, как ей показалось, с некоторым раздражением. – Но насчет проклятья, донья, можете не беспокоиться. Даже если оно существует – на меня не подействует…
- Я не сомневаюсь.
- И пока я здесь, не позволю всяким дуракам трепать ваше имя…
- Очень вам за это благодарна, - не сдержала сарказма Катарина, но поймала себя на мысли, что его речь простолюдина уже не так задевает. Возможно, это она опустилась до его простонародного уровня, а возможно дело было в том, что он и правда поддал этому противному дону Хименесу за длинный язык. Конечно, устраивать драку на улице – это не выход, но… Катарина не могла представить, чтобы кто-то из ее покойных мужей вот так ответил на оскорбление. Тем более – на оскорбление жены. Все ее мужья были благородными, достойными и не стали бы драться, а подали бы жалобу судебному капитану… Подали жалобу! Она снова не удержалась от смеха, осознав, как это нелепо – когда мужчина подает жалобу.
