– Возможно, мне показалось, – говорю я, но на самом деле не верю собственным словам. Я точно знаю, что все не так просто.
– Точно, Ари. Он больше не вернется в Калифорнию никогда. Ему суждено умереть в колонии, а тебе – жить и наслаждаться каждой минутой без этого монстра.
Я сжимаю ее руку в ответ, но почему-то мое чертово сердце сгорает от этих слов, хотя должно отбивать ритм радости.
***
Я стою под душем, опустив руки вдоль туловища. Смотрю на пальцы своих ног, которые сжимаются и снова расслабляются. Волосы приятной мягкой волной опадают по бокам от лица, создавая стенку. Из-за потока воды они кажутся такими мягкими и красивыми, что я невольно задумываюсь о том, что хочу видеть их такими и в сухом состоянии.
Я поднимаю руки и упираю их в стену перед собой. Холодный влажный белый кафель приятно чувствуется под ладонями, помогая чуть-чуть сбавить скорость мыслей, которые накладываются друг на друга, и создают шум. Я цепляюсь взглядом за свои тонкие пальцы, бледная кожа которых практически сливается с настенной плиткой. Отплевываюсь от воды, я ненадолго закрываю глаза, подставляя лицо мягким струям, бегущим из душа.
Я так люблю воду. Люблю принимать душ, но вот ванну – терпеть не могу. А все потому, что моя мама топила меня в ней, как ненужного щенка. Это было излюбленное наказание за то, что я отвлекала ее, или не ела те помои, которые она мне давала. Или писала уроки не слишком красиво, или жаловалась на что-то. Она не любила, когда я делала все это. А, может быть, она не любила меня. Но ведь так не бывает, правда? Родители же должны чувствовать безусловную любовь к своим детям.
До сих пор не знаю ответа на этот вопрос. И спросить у мамы я не могу, потому что не видела ее трезвой… ну, в общем-то, никогда. А последние лет так десять ее запои больше напоминали попытки самоубийства: с каждым днем количество пойла повышалось и достигало критической отметки. Возможно, моя мама уже умерла. Что же, хорошо. Не думаю, что она хотела бы видеть меня даже на своей могиле.
Еще какое-то время я просто стою неподвижно, пока не начинаю чувствовать поток холодного воздуха где-то справа от себя – как раз в той стороне находится дверь в ванную комнату, которую я не закрыла на замок. Я никогда не запираю двери внутри дома, потому что живу одна. К неожиданному потоку воздуха прибавляется еще и чувство, будто на меня кто-то смотрит. Я медленно выдыхаю, продолжая стоять неподвижно, хотя и ощущаю, как тело покрывается мурашками.
Пытаюсь убедить себя, что дома нет никого, и это просто плод моей фантазии, но чутье сигнализирует мне о чужом присутствии. Кожа медленно покрывается мурашками, и это явно не из-за вентиляции. Я поворачиваю голову в сторону двери, но наталкиваюсь только на запотевшее стекло душевой кабины. Я промаргиваюсь, вытирая глаза рукой, и теперь отчетливо вижу черное пятно, которое стоит в проеме. Дверь в ванную открыта настежь, и этот самый силуэт занимает все пространство.
Кто-то стоит в моем доме, черт возьми.
Издавая приглушенный писк, я прижимаюсь к стене сзади меня, почти поскальзываясь на мокром полу. Грудь опадает в рваном темпе, рот приоткрыт, а глаза широко распахнуты от ужаса. Спиной и задницей я крепко прижимаюсь к стене, видимо надеясь найти там какой-то портал. Дрожащей рукой я закрываю кран, чтобы звук воды не мешал мне.
Секундной отвлечение, и уже никакого черного силуэта нет. Он просто исчез, испарился вместе с конденсатом от горячей воды. Я торопливо протираю стекло перед собой, оставляя мелкие капли и разводы. Дверь все также распахнута, но черного пятна, мать вашу, нет. С тяжелым выдохом я сажусь на карточки, и запускаю руку в свои волосы.
