– И всё это – всё, что ты мне рассказал, – воскликнула она с весьма строгим выражением лица, – ты скрыл бы от меня? Ты женился бы на мне и скрыл это, не появись здесь эти три пера?
Эти слова с самого начала были готовы сорваться с её губ, но она не произносила их, чтобы у него оставалась хоть какая-то, пусть и невообразимая, возможность объясниться и тем самым вновь утвердиться в её глазах. Она предоставляла ему любую возможность, но сейчас задела и оголила наихудшую сторону его предательства. Фивершэм уклонился, не ответил и тем позволил себе молча согласиться. Этни, однако, была беспристрастна, и отчасти любопытна, она пыталась постичь всю глубину случившегося, прежде чем столкнуть его в подсознание.
– Но ты собирался вчера что-то сказать, я ещё перебила, показывая на почтовый ящик, – о чём – о перьях? – рассмеялась она.
– Да, – устало ответил Фивершэм. Какое значение могли теперь иметь эти настойчивые вопросы, раз перья присланы, а кольцо, поблёскивая, лежало на столе? – Наверное, то, что ты говорила, слишком отвлекло меня.
– Я помню, – сказала Этни, спешно обрывая его, – я говорила о том, что значит часто видеться друг с другом. Мы больше не будем обсуждать эти вещи. (Тут Фивершэм покачнулся на ногах, будто падал.) Я помню также, как ты сказал, что кто-то может и ошибиться. Ты был прав, я – нет. Этот кто-то может не только нагородить ошибок, а сделать ещё кое-что. Возьми, пожалуйста, своё кольцо обратно.
Фивершэм, взяв кольцо и держа его на ладони, стоял очень тихо. Он никогда прежде так сильно не любил её, никогда столь основательно не дорожил ей, как в этот миг, когда потерял её. Здесь, в тишине комнаты, она просто светилась, вся такая очаровательная, вся, от ярких цветов в волосах до белых туфелек. Ему стало казаться невероятным, что он когда-то завоевал её. Такое всё же произошло, а вот теперь – потерял. В его раздумья опять ворвался её голос.
– Это тоже твои. Забери их, пожалуйста.
Своим опахалом она указала на перья, лежавшие на столе. Фивершэм послушно протянул руку, а затем удивлённо отдёрнул её.
– Их четыре, – сказал он.
Этни не ответила, и, глядя на веер, Фивершэм всё понял: он был сделан из слоновой кости и белых перьев. Она, вырвав одно, от себя добавила его к тем трём.
То, что она совершила, было, без сомнения, жестоко. Но она хотела положить конец – совершенный, безвозвратный конец; хотя голос её был ровным, а лицо, несмотря на бледность, оставалось спокойным, её мучили унижение и боль. Ухаживания Гарри во всех подробностях, обмены взглядами, письма, написанные и полученные, произнесённые слова – всё при воспоминаниях вызывало жгучую, невыносимую боль. И прикосновения губ она вспомнила с ужасом. После этой ночи она не хотела видеть Гарри Фивершэма больше никогда. Поэтому и добавила четвёртое перо к тем трём.
Гарри, когда она повелела ему, взял перья без возражений и даже с неким достоинством, которое даже в тот момент удивило её, и всё это время смотрел ей прямо в глаза, отвечал на её вопросы просто, и вовсе не казался жалким и несчастным, и Этни уже начала сожалеть о своём последнем поступке. Но он, тем не менее, был совершён, и Фивершэм взял четыре пера.
Он держал их между пальцами, будто собираясь разорвать, но всё же контролировал свои действия. По-прежнему не сводя глаз с её лица, он бережно положил перья в нагрудный карман. Этни даже не подумала, зачем. По её мнению, наступил конец, и возврата к прошлому нет.
