Четыре стихии. Петля времени - страница 13



На некоторое время они снова замолчали. Джен продолжала жалобно всхлипывать, но успокаивалась, чувствуя, как он то гладит ее по голове, по спине, то рассеянно целует волосы и щеку. В этих простых действиях любви было намного больше, чем в страстных поцелуях.

– Но почему тебе так плохо? Фера ведь и правда чувствует себя хорошо… – через некоторое время вновь заговорил Покровский.

– Во-первых, я не Фера, – хмуро ответила Джен, рисуя узоры пальцем на его плече. – А во-вторых, ты не Никита.

– А я здесь при чем?

– Лиана говорила, что первым в новом поколении Покровских обязательно рождается мальчик с силой семьи. Скорее всего, у него твоя сила, которая несовместима с моей. Поэтому мне и плохо.

– Моя сила? – переспросила Матвей, запнувшись на последнем слове. Ему было странно слышать, что у кого-то может быть его сила. Если сначала ребенок представлялся чем-то эфемерным и проблемным, то после фразы девушки он невольно почувствовал принадлежность к своей возможной частичке. – Откуда у него вообще может быть сила? Он же еще даже не человек, а клетка.

– Я не знаю, я не врач, – раздраженно ответила девушка, снова положив голову ему на плечо и крепко обнимая за плечи. – Я не буду превращаться в огонь и на всякий случай не буду пользоваться силой, – сказала она решительно, сжимая в кулаках его рубашку. – Рано или поздно это все равно случилось бы… Лиана мне уже плешь проела…

Девушка резко замолчала и одновременно с Матвеем выпрямилась.

– Ей ни слова! – единогласно решили они.

Но не только неготовность родителей к предстоящему пополнению в семействе стала проблемой. Следом за подтверждением будущего родительства и принятого Джен решения оставить ребенка проблемы начали нарастать как снежный ком. Причем с новым триместром приходили все новые и новые.

Матвей первые дни после неожиданной новости еще противился грядущему отцовству, но после того, как ребенок появился в семье Мурановых, неожиданно передумал и даже загорелся этой мыслью. Он не перестал относиться к Джен и ее положению настороженно, но смирился с мыслью и даже начал предлагать методы воспитания.

А еще он предложил имя для ребенка. И решил назвать сына Андреем.

Высказал он свою мысль, когда Стихии и их друзья встречали Феру из роддома. Конечно, портить чужой праздник Джен не захотела и решила проигнорировать слова Покровского, хоть ей и было стыдно перед всеми собравшимися. Однако вечером, когда они легли спать, погасив свет, он привычно обнял девушку и поцеловал в висок.

– Спокойной ночи.

– Угу, спокойной, – согласилась сонная Джен.

А Матвей тем временем впервые с момента, как они узнали о беременности, дотронулся до ее еще плоского живота.

– Андрюшка, веди себя хорошо.

Сон, как и хорошее настроение после радостного дня, мгновенно отступил, и Джен непроизвольно лягнула парня по ноге, садясь на кровати и включая ночник.

– Ты псих? – поинтересовалась она любознательно и обеспокоенно одновременно.

– Почему?

– Какой еще Андрюшка?! – возмутилась она.

– Я же сказал: сына Андреем назовем.

– Ты серьезно?

– Более чем. Андрей Матвеевич Покров…

– Только через мой труп! – прорычала Джен, перебивая его.

– Не драматизируй. Хорошее имя. В честь отца, – не без гордости заявил Матвей и на этот раз заслужил пинок в живот.

– Пошел вон! – заорала Джен, чувствуя, как от злости у нее начинают дрожать руки, готовые вцепиться в шею Покровского.