– Я ничего не заработаю, вот увидишь.
– В чем дело? – Я уставился на нее. – С таким голосом ты завоюешь мир.
Она зажгла сигарету и глубоко затянулась. Внезапно став вялой и апатичной, тяжело плюхнулась в кресло.
– О'кэй, как скажешь.
– Что ты собираешься одеть?
Сделав усилие, она поднялась, подошла к шкафу и открыла его. У нее было только одно платье, так что выбирать не приходилось. Но я знал, что в «Голубой розе» вечно царит полумрак, так что дело не в одежде.
– У тебя нет чего-нибудь пожевать? – спросила она, вновь плюхаясь в кресло. – Я не ела весь день.
– Одно у тебя на уме – еда. Наешься, когда получишь работу, не раньше. Что ты сделала с деньгами, которые украла у меня?
– Я жила на них. – Ее лицо вновь приняло упрямое выражение. – Как бы иначе я протянула этот месяц?
– Ты что, нигде не работала?
– Работала, когда могла.
Я попытался расспросить ее о том, как она жила до того, как мы впервые встретились.
– Как ты нарвалась на этого наркоту Вильбера?
– Он имел деньги и не был таким жмотом, как ты.
Я сел на кровать:
– Где он брал их?
– Не знаю, я его не спрашивала. У него был даже «паккард», и мы частенько удирали на нем от легавых.
– А когда он попал в неприятности, ты удрала от него?
Она засунула руку за вырез кофточки и расстегнула лифчик.
– Ну и что? Легавые гнались за ним. Мое-то какое дело? Поэтому я слиняла17.
– Это случилось в Нью-Йорке?
– Да.
– Как ты оказалась здесь? Ее глаза сузились.
– У меня были деньги. Что еще?
– Клянусь: ты сперла их у него, как потом у меня!
– Все равно, – равнодушно ответила она, – думай как хочешь.
– Что ты собираешься петь сегодня? Лучше начнем с «Тела и души». А что на «бис»?
– Ты еще думаешь, что будет «бис»? – пробормотала она тупо.
Я еле сдержался, чтобы не ударить ее.
– Выберем что-нибудь знакомое. Ты знаешь «Не могу любить человека»?
– Да.
То, что надо. В ее исполнении эта вещь потрясет их.
– Прекрасно. Я скоро вернусь, а ты пока соберись. Буду через час.
Выходя из ее комнаты, я вынул ключ.
– Закрою тебя, чтобы не было соблазна смыться, детка.
– Я не убегу.
– Я позабочусь об этом, – ответил я, запирая дверь.
Доставив неоновые стекляшки Расти, я предупредил его, что не буду сегодня вечером.
Он посмотрел на меня и, словно что-то с трудом обдумывая, почесал затылок.
– Джеф, пора нам поговорить. Твоя игра здесь никому, как оказалось, не нужна. Я не могу больше платить тебе 30 долларов в неделю. Подумай хорошенько и вернись домой. Твоя жизнь здесь – пустое. В любом случае – на меня больше не рассчитывай. Я покупаю музыкальный автомат, и эта неделя для тебя последняя.
В ответ я усмехнулся:
– О'кэй, Расти. Я знаю, что ты желаешь мне добра, но домой не вернусь. Скоро я приеду к тебе в собственном «кадиллаке».
Потеря 30 долларов в неделю не встревожила меня. Я был уверен, что Рима скоро загребет кучу денег. С таким голосом не может быть осечки. Это несомненно.
Затем позвонил Вилли Флойду и сказал, что буду у него с Римой около половины девятого. Он равнодушно бросил: «Хорошо».
Я вернулся, отпер ее комнату и вошел. Она спала на кровати. Времени было достаточно, и я решил дать ей еще поспать. Побрился у себя, надел чистую рубашку. Много времени потратил на чистку и глажение смокинга. Дни его были сочтены, но что делать? Пока мы еще не заработали кучи денег, чтобы приобрести подходящий.
В четверть девятого я разбудил ее:
– О'кэй, лаура18. Поднимайся. В твоем распоряжении полчаса.
