Она выглядела ужасно разбитой, и я видел, с каким трудом она поднимается с постели.
Может быть, она в самом деле голодна? В таком состоянии нельзя выступать.
– Я пошлю Кэрри за бутербродами. Она успеет сходить, пока ты одеваешься.
– Мне все равно.
Ее безразличие стало вызывать у меня беспокойство. Я вышел, когда она начала снимать джинсы. Спустился вниз и увидел Кэрри в дверях – она дышала свежим воздухом.
Я попросил ее принести бутерброд с куриной котлетой.
Через десять минут она принесла бумажный пакет с бутербродами из ближайшего кафетерия. Я взял его и пошел к Риме.
Она уже оделась и сидела перед зеркалом. Я кинул ей на колени пакет, но она сбросила его с отвращением.
– Я ничего не хочу.
– Черт побери!..
Я схватил ее за руку, рывком поднял на ноги и как следует тряхнул.
– Ешь. Ты собираешься петь сегодня! Это твой шанс. Ешь, черт тебя побери! Ты постоянно скулишь, что голодна. Ешь, поторапливайся!
Она подняла пакет, вынула бутерброд и вяло начала жевать. Добравшись до котлеты, она вдруг отшвырнула его.
– Не могу больше, меня сейчас вырвет.
Я поднял бутерброд и, дожевывая его, сказал:
– Ты утомляешь меня. Порой мне кажется, лучше бы я никогда тебя не встречал. Ладно, пошли. Вилли уже ждет нас.
Я встал и оглядел ее. Выглядела она как мертвец – бледная с огромными синими кругами под глазами. Несмотря на это, было в ней что-то по-своему привлекательное и даже волнующее.
Мы спустились по лестнице и вышли на улицу. Ночь была душная, жаркая. В кромешной темноте переулка она прижалась ко мне, и я почувствовал, как она дрожит.
– Что с тобой происходит? – спросил я резко. – Тебе холодно? В чем дело?
– Так, ничего.
Мы поймали мотор и добрались до 10-й улицы. Машина несколько раз резко поворачивала, и всякий раз я ощущал, как сильно она дрожит, когда ее прижимало ко мне. Это все больше беспокоило меня.
.Вдруг она громко чихнула.
– Ты прекрати это! – заорал я на нее. – Тебе петь сегодня!
– Мне все равно.
Я готов был убежать, куда глаза глядят, но ее голос… О, я помнил его… А вдруг она начнет чихать у Вилли? Все полетит к чертовой матери!
– У тебя все в порядке? – с тревогой спрашивал я ее. – Сможешь петь?
– Оставь меня… Все в порядке.
«Голубая роза» была полна обычными посетителями: близкими к успеху дельцами, сателлитами настоящих бизнесменов, «ночными бабочками»19 «экстра»20 из Голливуда, гориллами21 и гангстерами – все вместе дружно предавались блаженству вечернего отдыха после дневной суеты и напряжения. Джаз-банд выстукивал быстрый, четкий ритм и ужасно гремел, что, однако, никому не мешало.
Сновали взмокшие официанты в тяжелой, спертой атмосфере сигаретного дыма, запахов кухни, духов, алкоголя и пота. Все покрывал полумрак.
Я подталкивал Риму, пока мы не добрались до кабинета Вилли. Постучал, открыл дверь и впихнул ее внутрь.
Билли сидел, развалившись в кресле, ноги на столе и чистил ногти перочинным ножичком. Он посмотрел на нас равнодушно.
– Привет, Вилли, – сказал я. – Вот и мы. Это Рима Маршалл.
Вилли взглянул на нее и кивнул. Его маленькие глазки скользнули по ее фигурке, он ухмыльнулся.
– Когда мы сможем начать? – спросил я. Он пожал плечами.
– Да все равно. Хоть сейчас. – Он убрал ноги со стола. – Ты уверен, что она сможет? Что-то вид ее меня не щекочет.
С неожиданным напором Рима ляпнула:
– Я не напрашивалась сюда…
– Заткнись, – перебил я. – Разберемся. – Повернувшись к Вилли, ответил:
