– Так что же произошло в доме Эйден? – требовательно спросила Барби, когда Коман, наконец, закончил телефонный разговор.
– А… ну да, – Коман вернулся к разговору с Барби, – этому типу, которого Эйден с пляжа привела в свою гостиницу, почтальон на велосипеде привез пакет. О!.. Надо было видеть этого почтальона! Одна его золотая цепь чего стоит. Да и сам он… странный такой, как… – Коман не найдя слова для сравнения махнул рукой.
– Так что же было в пакете, который привез странного вида почтальон? – спросила Барби.
– В пакете был паспорт Юнга, банковская карта, ну и… письмо в банк. Из текста письма я понял, что некая строительная корпорация переводит в анагорийский банк «Кэпиталс» на имя Юнга Ч. крупную денежную сумму. Собственно, это письмо в корне изменило мое отношение к Юнгу… Вы знаете, – Коман понизил голос и перешел на шепот, – от него все время какая-то таинственность исходит. Вокруг Юнга происходят совершено удивительные вещи. На всякий случай я забрал его из гостиницы Эйден. Он сейчас проживает здесь, в моем отеле, под наблюдением.
– Вы за ним следите? – без укора спросила Барби.
– Я боюсь, что этот тип может что-нибудь натворить.
– Что, например?
– Не знаю. Но он странный во всем и выдает себя не за того, кем на самом деле является.
– То есть, вы не уверены, что он меценат.
– Да нет же. Не в этом дело. Юнг – меценат, однозначно. У него есть деньги, и он собирается пожертвовать ими, но само поведение… Нет, ну очень все странно.
Когда Коман ушел, Барби еще долго сидела на диване в своем номере, анализируя ценнейшую для себя информацию.
Вопреки ожиданиям Барби, Юнг при первой встрече не произвел на нее неприятного впечатления. Скорее наоборот, вызвал симпатию, подогреваемую загадками вокруг его таинственной личности.
Журналистка внимательно смотрела на Юнга, на его лицо, в общем обыкновенное, не отягощенное внешними выразительными особенностями.
Примечательными у него были глаза, в которых эфемерное веяние мечтательности уживалось с серьезным беспокойством. Барби обратила внимание на опущенные уголки рта, как у трагического актера пантомимы.
Узкие плечи на фоне не слишком развитого телосложения указывали на возможное превалирование чувственной составляющей в его характере.
В целом Юнг, учитывая информацию Комана о нем, показался Барби крайне интересным субъектом.
Первый вопрос Барби, после формального знакомства, прозвучал с намерением выяснить причину его беспокойства.
Барби спросила:
– Скажите, Юнг, какая у вас самая большая проблема в жизни?
Глаза мецената забегали, лицевые нервы обострились. Он весь напрягся, будто вопрос застал его врасплох.
Прозвучал ответ:
– Вы знаете… самая большая проблема для меня в том, что в этой земной жизни я один.
Говорил Юнг сумбурно, словно захлебывался словами, как перевозбужденный от сильных эмоций ребенок. Барби подумала, что она могла бы сыграть в интервью роль бесконечно доброй мамы, которая в ответ на откровения простит своему чаду все его проступки.
– У вас нет семьи?
Юнг с явным отрицанием покачал головой.
– Тогда друзья и сослуживцы должны в некотором роде заменить вам семью, – Барби рассчитывала, что Юнг уже самого начала разговора прольет свет на свою загадочную историю.
– У меня нет друзей… нет и сослуживцев. Я ведь не работаю, – жалобным тоном ответил Юнг. На его тонких чувственных губах проявился и задержался глубокий скепсис. Барби показалось, что Юнг закрылся. Для интервью это могло стать плохим предзнаменованием. Стараясь вернуть его расположение, Барби задала отвлеченный вопрос:
