– Вы никогда не сможете меня понять, – Юнг склонил голову в трогательной манере, как преданная собачонка,
Барби посчитала, что, возможно, ей не стоило вот так прямо в лоб указывать ему на его ненормальность.
– Хорошо, – с долей снисхождения согласилась Барби, – предположим, что Посейдон на самом деле существует, и что это он прислал вам энную денежную сумму для оказания помощи пострадавшим от змея.
– Да. Да. Так все и было, – Юнг поднял голову. Его глаза смотрели на Барби с вполне разумным выражением. На этот раз журналистка посчитала, что никакой он не сумасшедший, а просто водит ее за нос, разыгрывает.
Барби машинально рисовала кружочки в своем блокноте, как будто это занятие могло ей чем-то помочь.
– Я думаю, что нашим читателям было бы небезынтересно узнать, как и где Посейдон передал вам деньги? Барби задала свой очередной вопрос, не придумав ничего существенного для продвижения интервью.
Прозвучавший ответ вновь был из разряда самых невероятных. Юнг ответил:
– Когда я был в доме Эйден, Посейдон на велосипеде привез мне пакет, в котором было письмо в банк с просьбой открыть счет на мое имя.
– То есть, вы хотите сказать, что Посейдон передал вам пакет при личной встрече.
– Да! Да! При личной встрече здесь, на земле. Я встретился с ним в гостинице, куда меня Эйден привела. Там еще хозяин этого отеля – Коман был. Он видел Посейдона в окно и может вам это подтвердить.
Эйден вспомнила свой разговор с Команом, где он упомянул о каком-то очень странного вида почтальоне в черной кожаной одежде и с золотой цепью на шее.
– Скажите, Юнг, почему вы решили, что почтальон, который привез вам пакет, это и есть морской царь Посейдон? – спросила Барби, полагая, что своим резонным вопросом она, наконец, поставит Юнга в тупик и что он теперь перестанет валять дурака.
Но ответ, который дал Юнг, вновь выходил за рамки разумных.
– Так ведь почтальон – мой родной дед. Что я своего деда Посейдона не знаю? – Юнг произвел на лице умопомрачительное мимикрическое выражение, которое вновь привело Барби к мысли о его помешательстве.
Барби резко обвела несколько кружков на изрисованном листе и демонстративно отбросила ручку. Интервью не ладилось, и журналистке хотелось, чтобы Юнга укусила пчела и он, наконец, перестал бы врать.
Глазами она поискала стакан воды, который всегда имелся в студии или в ином подготовленном для интервью помещении. Воды в номере не было.
Барби показалось, что на лице Юнга промелькнула серия издевательских усмешек.
«С какой целью он изображает из себя идиота? Что это ему дает? Какие дивиденды он может извлечь из неудавшегося интервью?» – Барби задавала себе вопросы и не находила ответы.
– Юнг, – Барби в очередной раз предприняла попытку добиться от него откровенности, – фантазии, какими бы красивыми они ни были, нельзя использовать для серьезного интервью. Мне нужна правда о вас, о ваших близких, о ваших связях, о вашем внутреннем мире, наконец. Я хочу знать, почему вы стали меценатом, как вы пришли к этому состоянию души? Мне и нашим читателям интересно, каким образом у человека вырабатывается способность к жертвенности? Какие чувства вы испытываете к пострадавшим?
Меценат поджал губы, как будто он был очень недоволен посыпавшимися на него вопросами.
– Я вообще не испытываю к пострадавшим никаких чувств. Мое меценатство другого рода, другого качества. Я равнодушен к людям и помогаю им по другим мотивам.
