«Душу за ценой горящей страсти ты открыл бы мне, но не твоя
форма благородства будет жать, как пиджак из ситцевого толка».
«Прямиком на последнем плато ты пришёл, но у завтра внутри есть
особенный путь – ты ему непригоден для счастья и там ты найдёшь
аллегории подлое время».
«За Москвой ты начинаешь повод лет, к миру приготовившись
взамен колкости иллюзий – будто сам ты себе из нерва в небесах».
«Крутишь частный номер – самолёт вдаль своих упущенных надежд,
но из каждой точки на тебя смотрит то обычное нам – небо».
«Выше воздуха в мере ты слов, но над чёрным пространством души
– только памятник в ящике том и наверное слово художника».
«Музыкальный повод жизни, что игра для тебя сегодня – лучшая
мораль на столе иллюзий, счастье выбирая или достоверность жизни
той».
«За массой народа ты жил, чтобы путь тебе необъявленной ношей
манил за верностью прошлого, где сохранил – он верному долгу
бока».
«Бычий взгляд и место слов в огне, будто между правил – нет тебя,
только тонкой струйкой отпустил – ты себе заигранный манер».
«После театра нам стало светло жить в этом мире без ветра в глазах,
будто бы падали звёзды на прах – солнечной мудрости в теле
искусства и зрели».
«Пусть за этим миром нет тебя, нет и главной участи в годах – ждать
свой застарелый, мирный прах, что рассыплет вечность на поэте».
«Ужас охватил твой хруст в кости, ужас смерит прошлые поля,
где-то в черепной коробке жил – между миром прошлым от меня».
«Ад внутри студёной нервам лжи просит дух обыденности, чтоб ты
искал гранит науки для – слова идеального сегодня».
«Посторонний не пишет поэту потом, посторонний обыщет
укромный сосуд между правом искусства блуждать – на огне и
неверием прошлого думать – о том».
«Отчество, что мелкий след в огне – думает прожить сегодня мне и
карает в притчах во стократ, будто был иллюзией – богат».
«С ног до головы – ты не одет, будто прямо выстоял свой суд в мире
повседневности без бед, над второй иллюзией – в себе».
«Сужается неба зрачок и кладёт напротив тебе – иллюзорные грани,
где будем мы ужасом видеть свой ад, направив тот мир наугад».
«За букашкой нет плохих примет, только тонет общество в руинах
слова постоянного – просить вылепить иллюзию сильней».
«Городской авангард мне просил бы ещё – видеть сложные в теле
глаза, но в душе отпустил я свою канитель и увидел ту волю, как
ложности чувство – в потере».
«Психолог – без начала и конца, как время без иллюзий в мудреце -
не просит и не здравствует, а так – болтается от времени в мозгах».
«Пустота для отжившего чувства сейчас – постороннему свету
открыто в глаза расправляет поклон между временем в нас, чтобы
что-то в душе отыграть».
«Белый день, как затёртая в форме тетрадь – мне неясностью
вылитой просьбы манит и не думает в обществе что-то продать,
просто в душу любви – тот итог сохранит».
«Простота – хуже милой улыбки в лице и не очень ты ждёшь для
игры – эпилог, но касаешься новой в обрывках души, чтобы видеть
свой жизни пророк».
«Распустил свой души козырёк и в ларёчной иллюзии стал -
неприметен, что проток постоянной рассеянной лжи за игрой
неминуемо ложной – внутри».
«Сказкой день твой наполнен, а сам ты напишешь в том чувстве
свой мир, где в обрывках катаешь им яд – постоянного ужаса мысли
идти наугад».
«Мне окно из-за серой причины в душе – точно склад занавески и
ночь на пороге, всё не любит иллюзию в пасти судьбы, но в окно
превращает строение в людях».
