Или Рассказ моего мёртвого брата
Был – был, действительно, у меня брат.
И он действительно умер.
И рассказ тот он, мой брат, в самом деле под настроение кому-нибудь рассказывал.
Когда-то…
Так почему я сейчас не говорю: «рассказ моего умершего брата»?..
Потому что, когда брат этот рассказ декламировал – то он, мой брат, был ещё мёртвый…
А ожил он – как раз в ту минуту, когда догадался, что не нужно было, например, рассказов таких рассказывать.
Вообще.
Разве что, дурачась, – ЕЙ.
Его будущей невесте и жене.
Брат мой был в молодости с виду интересный, крайне заносчивый, а шустрый – исключительно.
Среди сверстников – всегдашний заводила и неоспоримый лидер.
Ни на кого из девочек ни в классе, ни во всей школе никогда даже не посматривал – ведь он такой красивый! такой развитой! да ещё и сын самого директора школы!
Так всё и пошло у него – на этой самоуверенности – в его жизни.
Поступил он было в институт, но скоро его, уж вовсе разгулявшегося, отчислили за пропуски занятий.
Но для брата даже и тут – словно бы ничего неприятного не случилось. По-всегдашнему был он остроумен и находчив. Тем более, теперь всё наперед было за него решено – скоро ему было в армию… потом – а потом всё самой собой пойдёт…
Пока же – отец устроил его на работу к себе в школу: хоть бы кем, учителем, что ли, физвоспитания.
И вот.
В школу в ту как раз пришла учительница новая – молодая.
Новенькая… молоденькая…
Преподаватель пения и рисования.
Но главное, самое главное – не такая, как все.
Дисциплинированная! И – молчунья.
Не покуривала, не выпивала абсолютно, не участвовала с другими молодыми учительницами ни на каких развлечениях… при всеобщей любой радости – даже не улыбалась…
Всё она – с книжками, с книгами: готовилась продолжать образование в вузе.
Да ещё – и сама она была из семьи учителей!
Ну – брат за нею, за такой особенной, и стал волочиться.
Конечно – прежде всего со своим неуёмным остроумием.
И она, разумеется, – глядя-то на всех исподлобья – словно бы должное приняла ухаживание симпатичного директорского сынка.
Хотя – как это и обычно она: насупленная и со сложенными на груди руками.
И вот рассказывает он, брат, ей, недотроге, – однажды такую историю…
…Жили мать с дочкой.
Жили вместе – до-олго, друг о друге – забо-отились…
Но дальше.
Мать умерла.
И дочь зачастила на кладбище.
Раз она вызвала даже такси ночью…
Приехала к кладбищу, велела таксисту ждать.
Таксист ждал-ждал…
Вдруг – сделалось ему ни с того ни с сего страшно…
Он, чтоб скорей уехать, включил фары…
А в свете в ярком – та самая идёт прямо на него…
Бледная… глаза вытаращенные… подбородок и грудь в крови…
И тянет к нему костлявые красные руки…
Таксист:
– Ты что?.. Людей ела?..
– Да, ела!
И – на таксиста скрюченными пятернями…
…Заорал так – мой брат.
И с пальцами с растопыренными, – на неё, на неё.
