Цветок заранее знал - страница 18

Ой, конечно, он сделает корейское сердечко и приобнимет фанатку. Или то был фанат?

Много с кем из старых обезумевших выродков ему приходится работать несколько ближе, чем допускают инстинкты самосохранения. Но все договоры составлены юристами стороны Ли, защищаться теперь бесполезно, остаётся уповать на собственные навыки выживания в условиях, когда тебя, так или иначе, используют. В последнее время Пхан выбирает политику, которая пока ещё не давала сбой, он не доводит отношения до крайностей. На Пхане родители, и кроме их единственного сына у них нет никого, кому бы они были столь же дороги, как Джинхёну. Рисковать благополучием отца и матери он не станет никогда больше. В этом мире хоть в кашу разбейся, а всё равно всегда и везде победит кто хитрее, безжалостнее и беспринципнее. Победит тот, кто сильнее.

Затылком не треснуться, пока садишься в машину.

Поэтому всё, что по плечу старшему в отношениях с младшей, это не портить ей жизнь собственными руками.

Джинхён давно знал, что Виньен рвалась пожить с ним, и Пхан, разумеется, не счёл это странным. Наоборот, воспринял как данность. А с кем ещë этой девчонке жить? Не с вами же всеми, дорогая родня. И самостоятельно младшая себя из кошмаров прошлого не вытянет, слишком много вы оставили ей душевных травм, господа.

Пхану рассказывали, как настойчиво Вив добивалась разрешения на переезд. И старший очень старался не хотеть, чтобы у неё получилось оказаться со своим старшим под одной крышей. И одновременно Джинхён представлял, как им вдвоём хорошо будет поговорить или поваляться перед каким-нибудь мультом. Потому что жить одному в скрипящей на ветру каланче, это самое тоскливое, что может быть. Одни только вечера чего стоят, у Пхана чуть клаустрофобия не разыгралась в давящих строгостью стенах. Если ты замурован в глыбе один, то ведь кукушку снесёт.

На заднем сидении Tesla едут Александр Ван Чон, лидер группы с итальянскими и корейскими корнями и его подруга Инсон, с которой Джинхён и Виньен учились в школе. Хоть и все в разных классах, но дружили тесно, троицу объединяла Ёнсок. Об Александре с Инсон Айс ходят слухи, но им как-то до лампочки. Поклонники как ненавидят пары у айдолов, так и обожают, когда те друг с другом. Повезло ребятам. В ночной «Кондитерской» может быть даже смогут оттянуться, будто вовсе не на сверхурочной работе. И все вокруг будто бы только рады за парочку. Танцор группы – тоже. Он нащупывает в кармане клыки, надо будет не забыть их надеть и загрызть уже какого-нибудь цыплёнка.

Опустив стекло до упора, Джинхён дышит смогом. Канам, анклав Сеула, внешне тот же Бангкок, с путаницей проводов и хаосом в архитектуре. В этом центре только Ёнсок смотрит наверх и находит там солнце, когда её хён в долине контрастов глядит гораздо ниже и видит фантасмагорию чудовищных излишеств. К брюху раздутого от денежных вливаний кита прилипают мальки, они питаются крошками, что летят из пасти прожорливого монстра. В Канаме, как и везде, есть те, кто выше закона, и те, кто уповает на милость. В богатейших кварталах тебя если ограбят, то непременно до нитки.

Район зажигает огни, мелкие лавочки притворяются веселее, чем есть, их нарочито расцвеченные витрины отбрасывают лужи отсветов на гранит тротуаров. Возле мусорных баков Джинхён замечает сидящего на обочине человека. Тот покачивается, обхватив голову. Жалкое зрелище. Милостыню не просит. Интересно, почему. Может быть, потому что в отчаянии нужны ни еда, ни вода. Когда ничего не осталось и отнята надежда, ты уповаешь… на что? На жалость? Удачу? Чьё-то сочувствие получать стыдно, но всё же, когда перекормленное деньгами чудовище бьёт по твоему миру хвостом или поднимает десятибальный шторм своей растревоженной тушей, то спасением послужит даже кусок пенопласта с помойки.