Цветок заранее знал - страница 40
***
Воображение Джинхёна рисует происходящее за заслоном таким широким мазком, что перед глазами багровые брызги. А если младшая там не с одним? Если с ней двое или трое… Если её принуждают, избивают, мучают? Как девушка придёт в себя после такого? Пхан дёргает ручку до рези в суставах, другую бы вырвал, но этой, как назло, ядерный взрыв не страшнее чиха. Прошлое дело семьи замяли, и сейчас, случись что, всё замнётся. Этой ночью в «Кондитерской» монстры являют личины, но нет чудовищ страшней человека, который спрятан за маской. Кругом только маски, на камерах – маски, в записях тоже окажутся маски. Джинхён долбит со всех кулаков и орёт, что администрация действует исходя из регламента и, если… услышав щелчок, не успевает отойти от двери, чуть не падает в невесомость, перевалившись через порог.
Мимо проскальзывает фигура с будкой вместо башки. Тип и Пхан расходятся, как в слоумо, но за долю секунды. Можно поклясться, что за нелепым фасадом этот залупоголовый смеряет айдола злобным и мстительным взглядом. Мышцы во всём теле сжимаются в тугой жгут, кулаки наливаются словно свинцом. Пхан знает, что пожалеет о сделанном, если прямо сейчас вколотит помятого гуся в пол. Слишком близко слышны пересмешки…
– Не трогай его, – вроде бы доносится до Джинхёна, – пусть нахуй идёт.
Под раковиной шевелится живая, голая, блять… уползающая Ёнсок.
Коридор наполняет заливистый смех. Залупоголовый давно за пределом вытянутой руки, а чуждое веселье недопустимо рядом. Когда гости жуткой вечеринки заметят драку, вызовут охрану и будет скандал. Сквозь стиснутые зубы со свистом всасывается воздух. Пхан затворяет тяжеленную заслонку, и у него подкосились бы ноги, если бы по инерции он не схватился за фаянсовый выступ.
– Помоги мне встать, – слышит он из-под толщи водного столба, которым Джинхёна придавило.
– Я успел? – он не смеет смотреть на сестру, коря себя за то, что сдержался, сожалея, что не успел впечатать уёбище в кафель.
– Я бы, и сама справилась, – пытается дерзить Вив. Раз раздосадована, то это хороший знак. Сам же Джинхён чудом удерживается вертикально. Грохнулся бы на колени, но не может себе такого позволить.
– Что здесь было?
– Классика.
– В смысле? – Даже если тон-сэн при всём ужасе её вида, вполне в себе, но поддерживать шутовство её тона, это слишком неподъёмная ноша.
– Он хотел, я не хотела и заблевала его и себя.
– Это всё?
– А ты что ожидал здесь увидеть? – хорохорится младшая, глаза так победно горят, но губы трясутся и причёска, как хвост больной пони, и в целом сестра выглядит так, что побоев не спрятать, как ни прикрывайся. Или она вляпалась в ту же кровь, что привела сюда Пхана? В любом случае последние полчаса останутся в памяти Джинхёна и будут бередить сомнения вечно.
– Примерно вот это и ожидал.
– Ну тогда ты не должен быть разочарован. Хочу вон к тому унитазу, а ты волосы мне подержи.
– В зеркало посмотрись, – пусть младшую вырвет на ниспадающую в чашу толчка мочалку, видок её хуже не станет, – иди блюй, я поищу за какой дверью душ.
– Помоги, пожалуйста, подняться, здесь скользко?
Пхан с сомнением оглядывает ладони младшей и стягивает рубашку, она не переживёт если ей ещё хоть чуть-чуть сегодня достанется. Из-за пота ткань с трудом отлипает от кожи. Нужно отыскать не одну, а две душевые кабины. Старший протягивает помощь младшей, пусть хватается за предплечье. Ёнсок, как мешок с садовыми сливами, сама заваливается и тянет за собой брата. Свободно двигается, значит ничего не сломано. Пхан едва успевает опереться на держатель, подтягивает сестру вверх.