Роза улыбнулась, глядя на ростки, и на её лице отразилось то же чувство, которое он пытался идентифицировать в себе.
– Знаешь, – тихо сказала она, не поднимая глаз, – после аварии я думала, что больше никогда ничего не почувствую, кроме страха. Что навсегда застряну в том моменте – скрежет металла, звон стекла, запах бензина… Но потом я начала сажать. Сначала просто чтобы занять руки. Потом заметила, что когда наблюдаю, как они растут, что-то… оттаивает внутри. Маленькими кусочками, но всё-таки.
Александр смотрел на неё, анализируя собственную реакцию. Странное родство, которого он не чувствовал ни с кем из сокурсников. Словно она говорила на языке, который он понимал без перевода.
– Я хотел бы изучить этот механизм, – сказал он, сам удивляясь своим словам. – Почему наблюдение за растущим организмом влияет на нейрохимические процессы. В этом может быть что-то важное.
Она посмотрела на него с любопытством.
– Ты мог бы прочитать мою работу по фитотерапии, если хочешь, – предложила она. – Там есть раздел о нейрофизиологических эффектах взаимодействия с растениями.
– С удовольствием.
Они стояли рядом, наблюдая за крошечными ростками, каждый погружённый в свои мысли. За стеклянными стенами оранжереи начинался дождь – сначала робкие капли, а потом всё более настойчивый ливень. Но внутри было тепло и сухо – защищённое пространство, в котором хрупкие формы жизни могли расти, не подвергаясь капризам внешнего мира.
В тишине, нарушаемой только шумом дождя и тихим гудением ламп, Александр впервые за две недели почувствовал, что тугой узел в груди, сопровождавший его с момента получения известия о смерти родителей, немного ослаб. Только теперь он осознал, что всё это время не просто не чувствовал горя – он вообще почти ничего не чувствовал, словно в попытке защититься от одной эмоции, заблокировал все остальные.
– Спасибо, – неожиданно для себя сказал он.
– За что? – удивилась Роза.
– За то, что напомнила мне, что значит быть заинтересованным. Это хорошее чувство.
Она кивнула, полностью понимая, о чём он говорит.
– Они растут, – еще раз сказала она, глядя на лаванду. И в этой простой фразе было что-то большее – обещание, возможность, крошечный, но настойчивый голос жизни, пробивающийся сквозь слои онемения и страха.
Вдруг в памяти всплыла странная деталь – незавершённая формула, над которой работали родители перед смертью. Что-то связанное с долгосрочными когнитивными эффектами их препарата. В их заметках было упоминание о побочном действии – усиленная реакция на определённые стимулы окружающей среды, словно органы чувств настраивались на более тонкую работу…
Александр моргнул, отгоняя непрошеное воспоминание. Сейчас не время думать о работе родителей. Не сейчас, когда он впервые за долгое время почувствовал что-то похожее на покой.
За стенами оранжереи дождь усилился, барабаня по стеклянному куполу. Но здесь, внутри, они были защищены – двое людей, объединённых общей травмой и крошечными ростками, пробивающимися к свету.
Корни из пепла
Четыре встречи в оранжерее превратились в негласную традицию. Каждый вечер они приходили, делая вид, что это случайное совпадение, хотя оба знали – ничего случайного в этом нет. Роза заботилась о растущей лаванде, Александр приносил книги по нейробиологии, которые читал, делая пометки карандашом на полях. Иногда они разговаривали – о научных теориях, растениях, редко о себе. Чаще просто молчали, разделяя тишину, которая с каждым днем становилась все более комфортной.
