– Если ты собираешься заниматься серьезными делами, – процедил сквозь зубы Мустафа, – то придется слушаться старших.
– Так ты вроде не старше меня-то, – ответил Арсен.
– Дерзишь, – прошипел Мустафа. – Но это хорошо. Значит, есть зубы. Я бы пересчитал тебе их с легкостью, но сегодня не тот день, когда следует привлекать к себе внимание. Так я последний раз тебе говорю – собирайся и уходим отсюда.
– Ладно, – ответил Арсен и начал собирать свои инструменты.
– Советую тебе поторопиться, – сказал Мустафа.
– Слушай, ты же явно никогда ничего руками не делал, верно? – спросил Арсен. – Откуда ты можешь знать, каково это? В таком серьезном деле, как мое, торопиться нельзя. Иначе будут бо-о-льшие убытки.
Мустафа что-то проворчал и отвернулся, дожидаясь Арсена. Тот же собрал инструменты в новый ящик с ручкой для переноски, закрыл защелку и сказал:
– Я готов, можем идти. Только инструменты по дороге домой занесу.
– Нет времени, – ответил Мустафа. – Вот он донесет.
Мустафа кивком головы указал на бесшумно подошедшего парня. Черноволосый и кудрявый, босой, в рваных штанах, он и резко выделялся на фоне «кричащего» одеяния Мустафы, и сливался с шумящей толпой, мгновенно становясь ее частью. Кудрявый подхватил ящик и шагнул в толпу, сразу скрывшись с глаз.
– Но, – попытался запротестовать Арсен, – он же не знает, куда идти?
– Знает. К дому плотника Умара, – ответил Мустафа. – За тобой давно следят наши люди, и мы многое о тебе знаем. Поэтому, если решишь кому-то о нас рассказать – берегись. Мы ходим во тьме и совсем не хотим являться свету.
Они шли в молчании. Мустафа вел узкими улочками, воняющими помоями, ослиной и человеческой мочой. Внезапно он зашел через маленькую дверцу в чей-то жилой дом. Но домочадцы ничуть не удивились его резкому визиту, как только разглядели гостя. Вопросов никто не задавал. Мустафа протиснулся сквозь переходы и коридоры и вышел через заднюю дверь в совершенно другом месте. Кругом цвели лавандовые поля, а шум города был где-то за спиной.
«Мы оказались за холмом», – понял Арсен.
Гереме находился в небольшой котловине, зажатый между невысокими холмами с обрывистыми стенами. И все холмы были изрыты пещерными жилищами. Часть из них использовались как хозяйственные постройки для скота и хранения крестьянских инструментов, а часть продолжала использоваться для жилья, особенно бедняками. Знающий все эти ходы мог легко и незаметно скрыться из городской толпы в безлюдные пространства, лежавшие вокруг городка.
Тропинка, по которой они шли, петляла среди торчащих тут и там каменных столбов, во многих из которых явно были жилища, но увидеть вход в них не удавалось – так искусно он был замаскирован, да и скрывали подножия густые заросли колючих кустарников. Мустафа остановился на небольшой полянке, укрытой тенью очередной гигантской каменной колонны, напоминавшей шляпку поганки на тонкой ножке. Арсен хотел было спросить, не пришли ли они, но Мустафа остановил его быстрым жестом. Зашелестели кусты, и из-за них вышел тот самый кучерявый парнишка, взявшийся отнести инструменты Арсена.
– Ну? – спросил Мустафа.
В ответ парнишка просто кивнул.
– Хорошо. Тогда пошли, – сказал Мустафа.
Шли они недолго. Тропинка вывела на пространство между несколькими каменными «пальцами». Рядом с низенькими деревцами был сооружен небольшой загон, где паслись лошади. Вокруг открытого пространства стояли шалаши. В центре вяло горел костер, в большом котле булькало что-то, источающее запах вареной чечевицы и острого перца. Еще пахло горелым хлебом и древесным углем.
