Из- за своего стола встал прокурор Лапоть- Дамский. Грозным взглядом он окинул зал и сцену и угрюмо уставился на Лаврика. Тот съежился, почувствовав себя совсем неуютно, поник головой. “Всё! – застрадал он. – Возмездие наступает!”
Лапоть- Дамский кашлянул в кулак, почесал пальцем висок и густым басом произнёс:
– Сперва я задам несколько вопросов потерпевшей жертве. Скажите, жертва насильственного произвола, гражданка Недотрогина Джульетта, только честно скажите: в лесу Ромео пытался повалить вас на землю?
– Да, – судорожно всхлипнув, тихо пискнула Джульетта.
– Но вы сопротивлялись?
– Да.
– Что Ромео говорил вам при попытке повалить на землю?
– Он говорил… что у меня… будут от него двенадцать детишек (стоны, траурные вскрики сидящих рядом с ней родственниц, попытки рвать на головах волосы. Мамка Джульетты нагнулась, подгребла ладонью с пола пыль и посыпала ею голову). А потом еще столько же мальчиков и девочек, – вытирая платочком глаза, ответила Джульетта.
В зале раздались удивлённо- ироничные возгласы:
– Ого- го! Во даёт!
– Великие планы!
– Две футбольные команды состряпать планировал!
– Вот те и француз!
– Ну, Наполеон!
– Я наотмашь возражаю, – растерянно буркнул Лаврик. – Я таких слов не говорил. Не помню.
– Так, так, так, – неприязненно смотря на него, протяжно произнёс прокурор. – Скажите, Джульетта, признавался вам Ромео в любви восторженно- вечно- бесконечной?
– Да, – пряча лицо в ладони, простонала девушка.
– Что вы, обвиняемый, на это ответите? – повернулся к Лаврику лицом Лапоть- Дамский. – Ну честно признайтесь: вы по мужской сексуальной надобности соблазняли девушку? Почему вы так категорически молчите? Ну, признавайтесь: с целью удовлетворения сексуальной похоти вы напали на Джульетту? Как говорится, хотели поматросить и бросить её? Так?
– Да все понятно! – крикнул с места Сидор Карпыч. – Виновен он!
– Я категорически требую лишить его окаянного мужского достоинства! – взвизжала мамка Джульетты. – Отрезать!
– Жёстко протестую? – испуганно поспешил не согласиться с предложением мамки Лаврик.
– Так француз ты или нет? – всплыл на поверхность из глубокого раздумья папка Джульетты. – Отдавать за тебя доченьку нашу или нет?
– Никакой он не француз! С чего это ты втемяшил в свою голову, что он француз! – накинулась на Степана Пантелеймоновича жена.
– Говорил же… замок, наследство, миллионы, – весь в мечтах о приятном будущем возразил Степан Пантелеймонович.
– Врал он всё! – хором вскричали мамки- няньки. – Сибирский кот он!
– Русский преступник! – добавила тётка.
– И растлитель юных дев? – прибавила бабка.
И столько разочарованного сожаления о несбывшихся надеждах о богатстве, красном вине, зяте- иностранце было написано на сморщившемся лице Степана Пантелеймоновича, что Лаврику стало немного жаль его.
– С той же целью соблазнения, вы, Ромео, врали Джульетте, что вы разведчик- герой, что лично поймали банду, что имеете много правительственных наград? – пробасил прокурор.
– Ну как бы… – промямлил Лаврик.
– Из моего разговора с обвиняемым и его жертвой стало ясно, – не дослушав его, обратился прокурор к судьям. – А именно: некий Ромео встретил Джульетту и познакомился с ней с целью лёгкого флирта. Затем наш уголовник, видя, что девушка доверчиво- наивна, решил обольстить ее и обесчестить. Удовлетворив свою самцовую похоть, он надеялся скрыться в неизвестном направлении, но был схвачен в самом начале надругательства (в первом ряду возобновилось стонущее семейное страдание и попытка рвать волосы на головах).
