«Хозяева кур, что ли, в доме держат?» – подумал Павло и повинуясь инстинкту неудержимого, с некоторой долей нахальства любопытства, раздвинул стебли и заглянул в окно. Он увидел четырёх маленьких сухоньких старушек. Они, взявшись крест- накрест руками, неуверенно стоя на цыпочках, пытались изобразить “танец маленьких лебедей” и по куриному квохтали: “И так- так- так рас- так- та- так! Так- та- так растудысь- так- так! Так- та- ак- так- так кудах- та- тах, кудах- тах- тах?”
Ими руководила ещё одна старушка, невидимая в окно. Она строго забранилась:
– Не стучи пяткой по полу, Куприяновна! Ты же лебедь белая, а не корова!
– Ты дивись, что старьё вытворяет! Балет танцуют. В детство впали, – лукаво ухмыльнулся Павло. Он вернулся к вещам, достал из рюкзака кусок хлеба, лениво сжевал его, зевая лёг, и задремал.
Вскоре из домика вышли четыре “белых лебедя” старушки. Увидев спящего Павла, они подошли к нему.
– Кто это залил зенки свои бесстыжие и валяется в траве? тихо спросила одна старушка.
– Незнакомый… не нашенский. В первый раз его вижу, – склонилась над спящим другая старушка.
– Не трогай пьяное тело. Пусть проспится, – потянула ее за руку третья бабка.
– Подружки мои – Аверьяновна, Северьяновна, Куприяновна, – а ведь это Пелагеи Марковны зять, наверное, – прошамкала четвёртая бабуська. – Помните: она утром говорила, что к ней сегодня должен приехать зять и починить крышу сарая. Видимо, нажрался он в пути водки и спит тут.
– Точно, Дормидонтовна, он, – прижав ладони к щекам, осуждающе покачала головой Аверьяновна. – Вот бессовестный пропойца! Семью, наверное, мучит. Этот поможет. Жди.
– Залил глотку. Даже до дома тёщи не дошёл, – поддержала Аверьяновну Северьяновна. – Пойдёмте- ка, подружки, предупредим Пелагею Марковну. Пусть заберёт своего непутёвого зятя.
– Верно, бабоньки. Бежим предупредим её, а то разворуют вещи у этого алкоголика, согласилась с ней Куприяновна.
– И самого могут раздеть. Бежим к Пелагее.
Четыре старушки быстро засеменили прочь.
Через полчаса Павло разбудили вернувшиеся Макар и Петр. Они на несколько секунд опередили подбежавших бабусек. Одна бабуська, посмотрев на Павло, отрицательно покачала головой и тихо шепнула своим сверстницам: “Нет, это не он. Я эту пьяную морду в первый раз вижу. К счастью, ошиблись вы, подружки. Пойдёмте отсюда”.
Старушки, оживлённо переговариваясь, последовали за уходящей Пелагеей Марковной.
– Где Лаврик? – оглядываясь вокруг, спросил Пётр.
– Наверное, по своим любовно- греховным делам отлучился, – пожал плечами Павло. – Других забот у него нет,
– Сходи, Павка, найди его, – попросил Макар. – Скажи, что в путь пора.
Павло встал, лениво потянулся и ушёл. Минут через пять он рысцой подбежал к приятелям и, задыхаясь, сообщил:
– Нашёл Лавруху! Судят его вот в этом клубе.
– Как? За что судят? – удивлённо воскликнул Макар.
– За изнасилование. Так мне уборщица клуба сказала, – пожал плечами Павло. – Просунул я голову в дверь – а там полный зал народа. Лаврик сидит на сцене, а его строгие дядьки и тетка допрашивают. Он заманил местную девку в лес и овладел ею. Был пойман на месте изнасилования с поличным.
– Дожениховался, гад! – сердито вскричал Петр.
– Его что, поймали – и сразу судить? – недоуменно поморщился Макар.
– Тёщинцы организовали в своем селе самодеятельный народный суд, ответил Павло. – Уборщица мне объяснила, разговорчивая такая женщина, что, мол, государственные суды долго телятся, а они быстро расправу чинят. Сами избрали судей и прокурора из наиболее уважаемых сельчан и в данный момент творят самосуд над нашим любвеобильным молодцем Лавриком.
