Да, я девушек люблю, или Банда Селивана Кузьмича - страница 47
Угрожая автоматами, молодцы припугнули, что, если кто пикнет в милицию, то будет лишён жизни беспощадно. Затем крутые налётчики приказали Селивану Кузьмичу с помощниками бежать с места поражения и долго не оглядываться.
Смертельно перепуганные горе- грабители почти год отсиживались по домам, пока Селиван Кузьмич не узнал из газет, что тех злостных бандюг, которые “наехали” на его неопытную шайку, изловила доблестная милиция. Он быстро собрал своих “бойцов”, обрадовал их хорошей вестью и через три дня вывел воспрянувшую духом ватагу на большую дорогу разбоя.
Второй “великий грабительский поход” был намного труднее первого. Шайке пришлось передвигаться пешим ходом, с большими осторожностями.
После недельного бесполезного бродяжничества по просторам Омской области с шайкой и случилась история с погоней и чудесным спасением Селивана Кузьмича от рогов быка.
Днём никого раздеть не удалось. Поздним вечером Еремей и Евсей ушли на разведку. Вернулись ночью с полным мешком всякой одежды. Обрадованному Шефу, который в нагом состоянии сильно продрог, объяснили, что посетили спящую деревню, поснимали развешанное для просушки бельё в нескольких дворах и, пожелав крестьянам спокойной ночи, здоровья, счастья и долгих лет жизни, ушли.
Повеселевшие разбойнички разожгли костёр, высушили трофейные шмотки и оделись во всё то, что им подошло и понравилось. Лишним остался огромный лифчик.
– Вот это крупнокалиберный патронташ! – весело воскликнул Буханкин. – Только для снарядов и подойдёт!
Ранним утром Селиван Кузьмич принял в свою шайку нового “бойца”. Он, дружелюбно улыбаясь, подошёл к сидящим у костра Тёлкину и Бутылкину, вежливо поздоровался и сел рядом.
Был он чисто выбрит, одет во всё новое: на голове серая шляпа, безукоризненный костюм, на белоснежной рубашке коричневый галстук, брюки заправлены в новые кирзовые сапоги. Большую сумку с чайником и кастрюлей, привязанными к её ручке, он поставил сбоку.
– Ты кто такой? – сильно удивлённый внешним видом незнакомца, разгуливающего ночью по полям, спросил Бутылкин. – Шёл на вокзал и заблудился, что ли?
– Действительно, ты кто, в натуре? – тоже не удержался от вопроса Тёлкин.
Один из нас я – сибиряк, – расплылся в улыбке неизвестный в шляпе.
– Шеф, какой- то хлопец русско- сибирской национальности явился к нам! – стал будить Селивана Кузьмича Тёлкин. Тот с большой неохотой проснулся, сел, позевал, растирая кулаками глаза. Целую минуту, раскрыв от удивления рот, разглядывал таинственного пришельца, очнулся и принялся допрашивать его.
– Я – Емельян Грамотеев, – познакомил тот себя со всеми. – Бывший ветеринар, бывший библиотекарь.
– Почему в такой ночной момент ты во всём новом оказался в безлюдной глухомани? – строго спросил атаман.
– Я родом из деревни Твоюматькино… Да, да, так и зовётся моя деревня! – видя, что все с недоверием уставились на него, утвердительно закивал толовой бывший ветеринар и библиотекарь. – Почему она так прозвана – никто не знает. Знала одна глухонемая старуха, не грамотная к тому ж. Но не смогла она объяснить происхождение названия, потому что никто её не понимал. Умерла в первый год реформ и унесла тайну с собой в могилу… Я же в этой деревне заведовал библиотекой, вёл культурно- просветительскую работу. Организовал кружок любителей книги из восьми мужиков. И стали мы в книгах и самогоне усердно искать смысл современных реформ и шоковой терапии: в книгах чисто символически – в самогоне больше. Мы развили невиданную в наших глухих местах просветительскую деятельность: каждый день мои мужики со связками книг и журналов разбегались по окрестным сёлам и деревням и меняли их на самогон. По вечерам мы запирались в библиотеке и спорили много о нашем бытии в эпоху новых преобразований… “Почему так много житейских проблем принесли нам реформы?” – после третьей стопки первача, позабыв о закуске, задавали мы друг другу один- единственный вопрос. И никак не могли ответить на него. Недавно Юрка Жуемуев, наш тракторист, рыгая под лавкой, высказал правильный ответ, но до остальных он не дошёл: кто спал, кто плакал, двое учились молиться, стоя на карачках, а четверо, и я с ними, затеяв борьбу, закатились под стол и никак не могли оттуда выбраться. Утром, вытащив нас из- под стола, Юрка похвалился, что ночью знал правильный ответ, почему мы хреново существуем в годы шоковой терапии, но сейчас у него трещит башка и он не может ничего вспомнить. “Надо выпить – тогда вспомнит!" – дал дельный совет Пафнутий Невтерпёж… фамилия у него такая. Пастухом он работал, пока не выгнали. Все согласились и, похватав книги и журналы, побежали менять их на самогон. Но сколько мы ни пили – Юрка Жуемуев так и не вспомнил правильного ответа. А однажды в тоскливо пасмурное утро я обнаружил, что все книги и журналы пропиты. Остался один учебник по китайской грамоте и обложка от “Капитала” Маркса. Это грустное открытие очень расстроило меня и моих собутыльников, так как все поняли, что выпить на халяву больше не получится. Угрюмое уныние воцарилось среди нас…