Студенты были разные и отличались друг от друга, были вчерашние школьники, были отслужившие в армии, были и фронтовики, которые успели изрядно поработать. Деревянкин Александр Александрович, которого сразу стали звать Сан Саныч, был на 13 лет старше Владимира, успел три раза жениться, успел навоеваться и поработать, и, если бы был диплом, то работал бы и дальше, но наступило новое время, когда в основу ставили не работника за деловые качества, а дипломированного специалиста. Сан Санычу диплом был нужен, он не хотел работать в шахте и не скрывал этого. Жизнь он знал с изнанки и ничему не удивлялся.
Степан Зуйков был на два года младше Владимира и оказался заядлым шахматистом, с собой он привёз пару шахмат, книги по шахматам, и карманные магнитные шахматы, с которыми никогда не расставался. Владимир играл от случая к случаю и к своему удивлению первую партию он выиграл у Зуйка.
– Ты, Коршун, по какому разряду играешь?
– По самому высокому,– ответил с улыбкой Владимир.
– Мастер что ли?
– С другого конца, Стёпа. Любитель, а разряд то ли пятый, то ли шестой. В общем самый высокий.
– Да, ну! Но если это так, то мой совет,– займись серьёзно теорией, познакомишься с теорией, и я тогда гарантирую самый высокий разряд, но не с другого конца, а мастерский.
Не хочу я, Степан, ни высокого разряда, ни шахматной славы, играю в своё удовольствие, когда-то решил обыграть своего зазнавшегося друга, обыграл и к игре потерял интерес .
Володя, ты меня не понял. Не обязательно завоевывать высокий разряд и добиваться славы, теория создана для того, чтобы не повторять ошибок и понять всю красоту комбинаций. Не то чтобы Владимир послушался совета Зуйкова, а от того, что времени свободного иногда было много, он взялся за учебник. Ему помогал Зуйков, и Владимир иногда стал выигрывать у Степана не только случайно. Больно ему полюбилось решать шахматные задачи и этюды. Проигрывал он без злости, выигрывал без радости.
– Неужели тебя, Коршун, не злит, что ты мне проигрываешь?
– А чего злиться-то?
– А вот меня, Володя, проигрыш, как спортсмена, злит, – сознался Зуёк, бесит, когда я допускаю зевки и проигрываю. Во мне всё кипит и клокочет, когда получаю мат, драться хочу, но приходиться улыбаться и жать сопернику руку.
– Ну и заехал бы по морде, не копил бы зло в себе . Правда, при твоей комплекции, ты был бы чаще бит.
– Драться нельзя, шахматы игра интеллектуальная, но злость моя полезная, спортсмен должен быть злым, зло заставляет самосовершенствоваться, стремиться к победам, к реваншу в случае проигрыша. А вот у тебя этого нет. Я стал злым от бессилия, в школе натерпелся обид от сильных и наглых. Не было у меня ни авторитета, ни силы, когда мне вдруг понравилась одноклассница. Чтобы хоть как-то стать выше в её глазах, начал играть в шахматы. Пока учился, моя симпатия закрутила с другим, но к этому времени я серьезно увлёкся этой древней и красивой игрой, увлечение переросло в любовь, любовь перешла в привычку и я уже не представляю себя без шахмат.
Студенты считали, что отправили их ненадолго, поэтому многие приехали без теплой одежды, каждый день ждали, что вот-вот их отправят в город, но сентябрь перешёл середину, а об отправке студентов назад и разговора не было. Парни завозмущались:
– Мы, кажется, поступали в институт, а не в колхоз, – заявили студенты руководителю, – одежды тёплой не взяли, деньги закончились, даже на курево нет. Вы нам внесите ясность: или нас на днях отправят в Иркутск, или мы будем здесь штатными колхозниками? Руководитель начал возмущаться, сама Родина отправила студентов на уборку урожая, но Деревянкин его осадил:
