– Мы советские люди, будущие специалисты, а не мальчишки, и претензии наши законны и обоснованны, если нам здесь ещё работать, то должны нам выплатить стипендию за сентябрь, а колхоз должен дать хотя бы фуфайки тем, у кого их нет.
Через три дня руководитель привёз и раздал стипендию, но об отправке и не заикнулся.
– Чудной вы, товарищ Торшин,– сказал руководителю всё тот же Деревянкин,– делаете служебную тайну из такого простого вопроса. Лучше скажите честно, что мы будем здесь и весь октябрь, мы настроимся на это и будем к этому приспосабливаться. Может кто-то подженится, кто-то напишет домой или даст телеграмму, и им вышлют тёплые вещи, что скрывать?
Через день на доске объявлений перед конторой появилась запись: «Товарищи колхозники! Поможем студентам в уборке урожая!»
Руководитель рвал и метал, грозился отправить с волчьим билетом написвшего этот лозунг. На этот раз с Торшиным говорил Виктор Чёрный тоже бывший фронтовик, но, как сам говорил, войну он только понюхал, так как призвали его в 1945 году, пока доехал, война закончилась и он служил в оккупационных советских войсках.
– Я не знаю кто это написал, но факт схвачен правильно. Вы обратите внимание, что студенты и откомандированные работают на колхозных полях, а сами колхозники кроме механизаторов, работают на себя, на своих огородах, если на огородах всё убрано, то на полях много чего уйдёт под снег. Может быть этого писать и не надо было, но факт есть факт. Писатель не был найден и Торшин уехал.
Однажды Владимир вернулся в посёлок поздно, шофёр заехал к подруге и задержался перед очередным запоем. На радость ребят, в столовой виднелся свет, и они вошли туда через кухню.
– Девушки, на ужин что-нибудь есть?
– Где это вас черти носили? – спросила Нина, выглянув из кладовушки.
– Да Иван нас сегодня задержал в Куйтуне, дай что-нибудь пожевать, – попросил Владимир.
– Чай да хлеб, – объявила она ребятам.
– Погоди, Нина, пугать парней, – остановила её Полина, выходя из той же кладовушки, – я тут своей чернобровой симпатии кое-что оставила.
Володя, – попросила Полина, – подмогни переставить баки с водой.
Владимир переставил баки и сказал Полине: «Накладывай, если будет невкусно, будешь сластить».
– Сахар закончился.
– Согласен на сладость поцелуев, ты согласна?
– Сейчас или когда попробуешь?
– Давай авансом, – попросил он, и Полина, нисколько не стесняясь, подошла и поцеловала его в губы, спросив: «Сладко?»
– Не понял, – удивился он, и когда она поцеловала ещё раз, произнёс: «Теперь понял, но не совсем».
– Ты что, пришёл ужинать или целоваться? – засмеялась Нина. Раз дивчина целует, то ужин может и подождать, так, Полина?
– Конечно, – и стала накладывать в тарелку, приговаривая: «Черпаю самое густое, самое пригорелое да черное, чтобы у парня бровки были ещё чернее. Кушай, страсть люблю чернобровых».
Когда ставила ему тарелку, прошептала,– ты меня проводи, Володя, ладно.
Он кивнул и отужинав, отправил напарника домой, а сам остался. Помог девчатам приготовиться к завтрашнему утру и, закрыв столовую, Нина пошла в одну сторону села, а они с Полиной пошли в другую. Ночь была лунная, на току работала вторая смена, оттуда слышался визг девчат и песни.
– Нравишься ты мне, чернобровенький, – сказала Полина и прижалась к его руке. Давай немножко побродим. Ты холостой или женат?
– Женат.
– А я замужем. Ты счастлив?
– Да вроде бы живём хорошо, – ответил Владимир, – наверное счастлив, если любим друг друга.
