За мной, – говорит, – долго бегал один парень, а он мне не нравился, я с ним не стала дружить, а вот другой сразу понравился, он добился своего и ушёл в армию, а после армии я ему стала не нужна. Мол, беречь тебе было нечего, и ты всем давала. А кто первый был? Назло ему на другую ночь с его другом переспала, и первый раз мне это понравилось, пожалела о трёх напрасно потерянных годах. Поняла, – говорит, – и пошла давать всем, кто не попросит, а однажды и милый заявился, мол, всем даёшь, дай и мне по старой памяти. А вот тебе! Не дам и не дала! Так, значит, кто даёт, тот и выбирает.
В школе о любви, о семье и о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной говорили благопристойно. На стройке разговоры были более откровенные, но так как они не касались Владимира, то он не очень к ним прислушивался. Здесь среди суровых сибиряков и суровой природы, он столкнулся с грубой прозой жизни, в которой возвышенная любовь тускнела, высвечивая почти животную сторону любви. И эта сторона оказалось, была не менее важна в жизни, чем чистая юношеская любовь.
Свеча тускло горела, тело Полины белело, как магнит, притягивая взгляд и руки Владимира. Каждое прикосновение вызывало страсть. Полина выматывала его полностью, после неё организм у него отдыхал, тогда как после Галки он от напряжения часто долго не мог уснуть. Галка спокойно относилась к его ненасытности, считая, что, как и ей, ему будет достаточно раза в неделю.
Во втором часу ночи они с Полиной уснули и проснулись от звона будильника, поставленног на 6 часов. Было темно и холодно, Владимир зажёг новую свечу, старая не сгорела до конца, а упала и погасла сама. На улице было холодно, тихо и бело, выпал снежок и тонкой пеленой покрыл землю. Забежала Полина холодная, вся покрывшаяся пупырышками, прижалась и прошептала: – Давай для сугрева разок согрешим. После сугрева пошли топить печь в столовой, только печь разгорелась, пришла Нина и Владимир ушёл к себе будить парней.
Иван провёл ППР и Владимир с напарником, зарывшись в зерно и укрывшись брезентом поехали сдавать последнюю пшеницу. Колхозы района старались быстрее закончить хлебосдачу, машин было много, больше двух раз ездить не получалось, работа была не трудная, подъемник работал и парни не переутомлялись. Сил у Владимира хватало и на Полину, которая дорабатывала последние дни.
– Завтра я уже не выхожу, а послезавтра уеду,– сказала она Владимиру и зашмыгала носом.
– В Иркутске увидимся, – предложил он, но она ответила, – навряд ли, я даже не хочу дома показываться, поживу у подруги, рассчитаюсь, за день должна выписаться и уеду.
Утром он наносил в баню воды полные баки, она затеяла постирушки.
– Вечером будем мыться, париться, а переночуем у меня, бабка пойдёт домовничать к знакомым, те уедут в район. Будем вдвоём, так что не задерживайся после обеда.
После обеда, вместо него поехал Стас, а Владимир, проспав до вечера, пошел мыться и париться. В бане было жарко, очень жарко, пахло берёзой и хвоей.
– Давненько я в такой баньке не парился, – восхитился он, втягивая горячий воздух.
– Давай сначала помоемся, а потом ты парься, я сильной жары не переношу, – попросила Полина. Намылив рогожку, сказала: «Давай потру первой». Пошоркала спину и заставила помыть голову.
– А теперь ты три, – приказала Полина и повернулась к нему спиной. Ополоснувшись, она разрешила ему париться, и он плеснул два ковша в дверцу, где были раскаленные камни. Густо повалил горячий пар, он сел на полок и слегка прошелся по телу веником.
