Чёрный больше рассказывал о немочках, о проститутках, которые там живут в домах, лучших чем в Союзе у профессоров и чиновников.
Из всей их группы только человека четыре жили в нормальных квартирах со всеми удобствами, это были дети родителей, живущих в областных городах, большинство этих удобств не видели, или о них только слышали. Поэтому Владимир и Полина были рады баньке, где они могли уединиться.
Владимир зажег свечку, заметил время, чтобы знать, за сколько она сгорает.
На этот раз они более походили на супружескую пару, которой торопиться было незачем, да и они почти не стеснялись друг друга, особенно при слабом свете свечки. Разделись в предбаннике, как будто собирались мыться.
Загар, который получил Владимир на стройке, стал бледнее и был чуть светлее Полининых чулок, она же была белая, как снегурочка.
– Давай, милый, потомимся, чтобы разобрало лучше,– попросила Полина, прижимаясь к нему всем телом.
Сан Саныч, который женился три раз, объяснил, что женится и в четвертый и в пятый раз, если жена не будет удовлетворять его в койке.
– Койка, – говорил и повторял он, – главное в жизни супружеской пары, детей у меня нет и, наверное, не будет, и я хочу жить в свое удовольствие.
Виктор Черный считал так же как Сан Саныч, и, если бы надо было выбирать что-то из удовольствий, он выбрал бы женщин. Ради них он не пил , не курил, а главное любил менять партнёрш, рискуя стать пациентом венерологического диспансера.
– Самое лучшее в жизни наслаждение, – повторял он, – если у меня упадёт, то… И он выразительно показывал, как набросит петельку на себя.
– Любовь без этого самого, – говорил он, – пустое времяпрепровождение, вся любовь, в конце концов, сводится к постельным утехам, там можно и наговориться, и нацеловаться, и наобниматься, так что, парни, не теряйте зря времени.
– А ты, Виктор, что же не любил ни одной девчонки ни разу?
– Нравились, а научила меня всему баба. Вся моя родня по отцу жила в деревне. Чтобы подкормиться во время войны я ездил к ним и работал в колхозе, люблю сенокос и пору сенокоса, работал на волокуше, возил копны к метаемому зароду, потом работал на граблях, да и косой умею косить. Во время сенокоса жили на поле в балаганах, огромный шалаш, в котором спишь на сене, как на сеновале. Мужиков не было, одно бабьё да подростки, а я был самый старший. И вот, летом я работал там. В бригаде были молодые бабёнки, у которых мужей на фронт забрали. Как-то среди ночи чувствую, что кто-то в штаны лезет, а спали в штанах, столько комаров было, что не раздевались. Проснулся и действительно поймал руку, поймал и слышу: «Тише!» – шепчет, а сама тянет меня за него, обезумела баба, ни стыда ни страха.
Стали мы с ней уединяться, научила она меня многому. После неё я начал дружить с девчонкой, полез и получил отпор, посчитала, что я её обидел, ей была нужна чистая любовь, а мне нужна была она как женщина, вообщем разошлись мы с ней. Потом нашёл я себе другую бабёнку, у неё меня отбила её подруга, вот так я и начал свою взрослую половую жизнь.
– А ты не боишься?
– Да пока бог милует.
–Вить, ты, что не можешь на одной остановиться?
– Не могу, все такие разные, ни как не могу выбрать лучшую.
До встречи с Полиной Владимир знал об измене только теоретически, а теория без практики зачастую «в одно ухо залетает, а в другое вылетает» и похожа, скорее всего, на колыхание ветерка. Полина заставила Владимира взглянуть на любовь и семейную жизнь более широко.
