Встал. Ноги коснулись пола. Холодный. Это ощущение было реальным, неоспоримым. Холод пола под ступнями. Это была чистая, неинтерпретированная данность. Но оно не давало ответа. Я подошел к окну. Улица. Деревья, укутанные утренним светом, их ветви – сложная, живая геометрия. Люди, спешащие куда-то, их движения полны цели, даже если эта цель была для меня невидима и непонятна. Они были кем-то, шли куда-то, их лица, даже неразличимые издалека, казалось, несли отпечаток прошлого, планов, тревог, надежд – всего того, чего был лишен я. Их бытие было наполнено смыслом, пусть и непонятным мне. Мое же бытие было лишено смысла. Оно было просто фактом – я существую. Вот и все. Голое, необъяснимое существование, брошенное в мир без инструкции, без цели, без имени.
В животе разлилось неприятное ощущение. Не голод. Не страх в чистом виде. Что-то сродни… тошноте. Той самой тошноте, о которой, кажется, я знал, хотя и не помнил, откуда. Тошноте от этой неоспоримой, плотной реальности вещей и людей, в которой я оказался, будучи сам Ничем. Я – пустота, осознающая себя посреди бытия. И эта осознанность была не даром, а тяжестью. Тяжестью свободы без основы. Свободы выбирать, действовать, быть – но кем? И почему? Каждое кресло, каждый завиток резьбы, каждый мазок краски на картине – они просто были, утверждая свою плотность, свою завершенность, свою бессмысленную данность, и от этого их бессмысленного бытия, их объективной, завершенной данности, не имеющего отношения к моему сознанию, моей осознающей себя субъективности, меня подташнивало.
Рука – моя ли? – чужая себе самой, наткнулась на что-то твердое и гладкое на прикроватной тумбочке. Черный монолит. Холодный на ощупь, как осколок внеземной сущности, упавший в этот замкнутый мир. Телефон. Слово вновь кристаллизовалось из тумана небытия, готовое к использованию, нагруженное смыслом, которого я не понимал до конца. Что такое телефон? Артефакт связи. Мост, переброшенный через бездну, отделяющую меня от «Других». От тех, кто существует там, за стенами этой комнаты, в плотной, осязаемой реальности, из которой я, кажется, был извлечен, как заноза.
Я взял его. Тяжесть его в ладони была почти оскорбительной – вот он, объект, вещь, принадлежащая миру объективности, миру вещей-в-себе, противостоящий моей зыбкой, бесформенной субъективности, моему сознанию-для-себя. Экран ожил, вспыхнул, залил пространство призрачным светом, словно окно в чужое сознание. Цифры. Метки. Время. Дата. 9:17. Среда. Эти символы были печатями на ткани бытия, осколками упорядоченной реальности, которая казалась бесконечно далекой от моего первозданного, нетронутого хаоса. Мое время началось с момента пробуждения, оно было чистым, неоформленным настоящим, не отягощенным прошлым, не устремленным в будущее.
Я нашел иконку, подписанную Контакты. Нажал на нее. И тогда развернулся свиток – список имен. Десятки, быть может, сотни меток. Каждое – просто набор букв, выхваченный из алфавитного небытия и брошенный на светящийся фон. Алексей Варламов. Елена Петрова. Работа. Дом. Эти слова висели в воздухе экрана, пустые, как брошенные скорлупы, как призраки, лишенные плоти и голоса. Они были знаками, указывающими на что-то или кого-то, но для меня эти знаки были лишены означаемого. Пролистывал список. Медленно. Палец двигался по экрану, совершая ритуал, смысл которого ускользал. Я ждал. Чего? Вспышки узнавания, подобной разряду тока, пронзающего амнезию? Теплого прилива нежности при виде знакомого имени? Холодного укола страха перед кем-то из прошлого? Ничего. Абсолютно ничего. Имена оставались просто именами, абстрактными метками, прикрепленными к номерам, которые для меня были лишь случайным набором цифр – 7, 9, 1, 4… Ни одно имя не резонировало в пустоте моего сознания. Ни одно не вызывало в памяти ни лица, ни голоса, ни даже смутного запаха, касания, тени знакомства. Это были имена других, тех, кто существовал за пределами моего нынешнего бытия, чье существование, возможно, было сплетено с тем, кто я был, но кто исчез, оставив после себя лишь эту безмолвную оболочку.
