– Я не видел бактрианку, жену Бардии, но, говорят, ей далеко до Фейдимы, – вставил Гобрий.
– Я буду рад, если Фейдиме посчастливится завладеть сердцем Бардии, – вздохнул Отана. – Может, тогда появится возможность как-то воздействовать на него. После сегодняшней тронной речи мне кажется, что у Бардии плохо с рассудком либо он находится под чьим-то сильным влиянием.
– Молчи, Отана! – предостерег Гобрий. – Рядом могут быть «уши» царя.
Вокруг и впрямь было немало мидян, кадусиев и бактрийцев. Это были сторонники Бардии, с восторгом принявшие столь широкий жест царя. Для бактрийцев и их соседей маргианцев, на чьи цветущие земли из года в год подобно саранче слетались сотни сборщиков налогов, новые указы сулили трехлетнюю передышку от налогового гнета, что не могло не радовать. Мидяне, жившие в плодородных долинах, тоже задыхались от налогового бремени. Вдобавок мидяне были обязаны наравне с персами участвовать во всех походах, выставляя пехоту и конницу. Их потери на войне были гораздо более ощутимы, нежели у тех же бактрийцев, которые выставляли только конницу да и то не во всех случаях. Трехлетний мир, обещанный Бардией, был для мидян подобен дару богов!
Радовались обещанной передышке и кадусии, потрясенные тяжелейшими потерями в Египте и Куше. Никогда еще воины этого горного племени не забирались так далеко от своей страны. Вождям кадусиев казалось бессмысленным завоевывать далекие земли, почти целиком состоящие из песка и камня. Еще более бессмысленным кадусиям казалось пытаться удержать в повиновении многочисленных вольнолюбивых египтян, которым покровительствуют их страшные боги с птичье-звериными головами и с фигурами людей.
– Будет лучше, если Бардия выведет гарнизоны из Египта, пока египтяне их не истребили, – разглагольствовал какой-то знатный кадусий, весь увешанный золотыми амулетами. – Держава Ахеменидов достаточно велика и без Египта. Не лучше ли отправиться на завоевание Индии, там живут племена, родственные нам, и нет такой жары, как в Египте.
– За рекой Индом тоже лежит большая пустыня, и жара там не слабее, чем в Египте, – возразил кадусию кто-то из персов.
– Зато в Инде наверняка не водятся те зубастые твари, которых так много в Ниле, – сказал кадусий. – Одному из моих воинов это чудовище откусило ногу, когда он забрел на мелководье.
– Ты имеешь в виду крокодилов, друг мой, – заговорил с кадусием Гистасп. – Уверяю тебя, крокодилы водятся и в Инде. Тамошние племена делают панцири из крокодиловой кожи.
– Если инды убивают крокодилов, значит, они не поклоняются им, как египтяне, – проворчал кадусий. К тому же Индия ближе, чем Египет.
– Оставьте эти разговоры, друзья, – громко обратился к гостям Прексасп, назначенный «оком царя»[26] и восседающий за одним столом с Бардией. – В ближайшие три года все народы Персидской державы будут наслаждаться миром и покоем по воле мудрого царя. Мечи и копья будут спать. У всех нас появится больше времени для охоты, воспитания молодежи и общения с любимыми женщинами. Не лучше ли поговорить о женской красоте, нежели о дальних странах с вонючими крокодилами.
Вокруг засмеялись.
– Отлично сказано, Прексасп! – воскликнул Гаумата, сидевший справа от царя, как и полагалось на пирах сидеть хазарапату.[27]
Гаумата был в приподнятом настроении еще и потому, что в отведенных для него покоях дворца его дожидалась Атосса. Она сама пожелала еще до свадьбы разделить с ним ложе. Этому не стал противиться и Бардия, переселив сестру из гарема в покои друга. Гаумата был благодарен Бардии не столько за самую высокую должность в государстве, сколько за желание породниться с ним.
