Вечером же произошло вот что. Время подходило часам к восьми. Ни Мария, ни тем более Даша, к вчерашнему разговору не возвращались. Хотя у обеих мысли об одном только и были. Даша за день извелась, устала от внутреннего монолога: весь день она «говорила» с мамой, находила самые убедительные слова, неотразимые аргументы. Но вот подходило время сказать их вслух, и Даша не могла. Она потеряла в себе что-то главное, может быть, это было ощущение единомыслия с мамой, уверенность, что самый близкий человек тебя поймёт, как ты саму себя, а может, и лучше… В горнице висела тишина, в которой всё сильнее натягивалось нечто недоброе, когда в сенцах стукнула дверь и в дверях появился виновник этого напряжения.
– Вечер добрый! – как ни в чём не бывало, с улыбкой поприветствовал он хозяек.
Даша так просто обмерла, а Мария глядела молча, с недобрым выжиданием. Кирилла это не обескуражило.
– Тёть Мария, отпустите Дашу погулять, – сказал он. – Вернёмся во сколько скажите.
– Ну ты наглец! – изумлённо проговорила Мария.
Кирилл коротко глянул на Дашу, и мать невольно посмотрела туда же – дочка стояла бледная, закусив губку, глядела в пол.
На лице дочки читалось такое страдание, что Мария невольно переменила избранный тон, и вообще, сказала не те слова, что уже готовы были сорваться с языка.
– Какое ещё гуляние?! Дома дел непочатый край – грядки не политы, картошка заросла! Никуда она не пойдёт!
Мария и не собиралась ничего такого говорить, ляпнула, что первое в голову пришло, аж самой неловко стало: да что Дашенька, золушка какая что ли? Девчонка и так безотказная, полдома на ней.
Даша сорвалась с места и выбежала на улицу. Лицо у Кирилла сделалось совсем другим, улыбки как не бывало, взгляд потяжелел.
– Что ж не жалеете вы её? Каково ей про меж двух огней?
– Так отвяжись от неё! – в сердцах воскликнула Мария.
– Не отвяжусь. Только Дашу всё равно обижать не дам. Вот со мной вы делайте что хотите. Ругайте, даже поколотить можете. Но ей-то… пополам разорваться что ли? Она же любит вас, а вы её не жалеете. Да ещё хотите, чтоб и я добавил, – он покачал головой.
– Он мне тут выговаривать будет! Молод ещё разуму-то меня учить! – возмутилась Мария. – По какому праву ты со мной так разговариваешь?!
– Хоть бы по праву сильного, – усмехнулся Кирилл. – Когда слабого обижают, у сильного всегда есть право заступиться.
– Ну ты погляди на него! Всё шиворот-навыворот перевернул! Дарью от тебя защищать надо, а не от меня. От матери обиды никогда не будет.
– А вчера вы с ней что сделали? Она как спичка обугленная. Я её до полуночи ждал. Думал, вдруг улучит минуточку, да прибежит.
– Зря надеялся, – усмехнулась Мария.
– Да я не надеялся. Боялся. Думал – прилетит, а меня нету, ещё больше расстроится. Вы меня не выдавайте, я Даше сказал, что не приходил, проспал.
– Это когда ты успел сказать? – с подозрением проговорила Мария.
– Не важно, – наклонившись к окошку, выходившему на огород, сказал: – Ладно, поговорили. Пошёл я. Страсть как люблю картошку полоть! Есть ещё тяпка?
– Нету! – отрезала Мария.
– Ну, я у соседей возьму, – повернулся к выходу Кирилл.
– Да стой ты, баламут! Куда наладился? Ты всегда такой непонятливый? Не нужен ты здесь, чего не ясного? И помощь твоя не нужна!
– Оно и видно, что не нужна, – Кирилл покачал ногой ходившую ходуном половицу. – Пойду Дарью спасать. Она у вас прям будто падчерица, а не родная дочка.
