Даугава - страница 50
Так, конечно, так. Я могу ответить ему лишь взглядом, полным бессильной ненависти. Пусть только попробует прикоснуться ко мне. Пусть только попробует…
Серая пелена ярости застилает мне глаза. Красивое холёное лица Улдиса вдруг искажается, его правильные черты лица предстают безобразной маской плохого клоуна перед моим взором. Холодные стальные точки его глаз буравят меня двумя острыми иголками. Он с высокомерным видом вещает ещё что-то, я вижу, как шевелятся его губы, вдруг превратившиеся в два малиновых червяка.
Меня мутит от него. Я не могу дышать одним воздухом с ним. Он делает шаг ко мне, опустив одну руку на бугор в своих брюках. Я слышу, как тяжело он дышит. Совсем как там, в Юрмале, тогда. Тогда, когда солнце в Латвии светило одинаково для всех.
Тошнотворный запах его парфюма окутывает меня, словно могильным саваном. Он совсем близко, он рядом. Сейчас он коснётся меня. Моя ненависть и отвращение вдруг скручиваются клубком где-то в недрах моего тела, стремительно подкатывают к горлу и вырываются наконец наружу фонтаном зеленоватой блевотины.
Вонючая жижа мелкими ручейками неторопливо скатывается по острым стрелкам его брюк, по его руке, зажавшей бугор, оседая на начищенных до зеркального блеска ботинках…
Фонтан забористых ругательств взрывает вязкую тишину подъезда.
- О, как много русских слов ты знаешь, - кривлю губы в насмешливой ухмылке я. – А что, латышский никак не позволяет также красочно выразить свою мысль?
Улдис в бешенстве смотрит на меня. На миг мне кажется, что вот сейчас, сейчас он набросится на меня с кулаками. Но нет. Он быстро берёт себя в руки. Его глаза, только что метавшие раскалённые стальные молнии, вновь холодны, словно сталь на морозе.
Нарочито медленно он достаёт маленький белый прямоугольник и кидает его к моим ногам. Но его рука всё же слегка дрогнула, и прямоугольник падает в моё ведро с грязной водой.
- Это моя визитка. Буду рад повидаться с тобой ещё раз. Иришка… - развернувшись на каблуках, он уходит, насвистывая какой-то мотив.
Нет, не какой-то. «Когда уйдём со школьного двора… Под звуки нестареющего вальса… Учитель нас проводит до угла…»
Подъездная дверь гулко хлопает. Белый прямоугольник в моём ведре плавает, кружась, словно маленький плот. «Генеральный директор…», невольно лезут в глаза золотые буквы на белом фоне. Я зачерпываю воду и топлю бумажонку.
Потом долго умываюсь в подсобке. Потом драю как проклятая этот проклятый подъезд. Физическая работа немного успокаивает меня. Я мою и мою эти бесконечные ступеньки. Один подъезд, другой, третий.
Люди идут мимо, не замечая меня. Ну правильно, кто же обращает внимание на уборщиц? Разве что Улдис. Как он меня узнал? Мне кажется, от меня прежней почти ничего не осталось. Мне кажется, мои глаза потухли, а волосы потускнели. Моя кожа больше не светится, словно драгоценный фарфор.
Конечно, мне уже давно не восемнадцать лет. Я не могу покупать дорогие хорошие средства для ухода за кожей, которые продаются в этих новых красивых магазинах. Я могу только смотреть на них. Всего одна баночка элитного французского крема стоит как несколько моих зарплат.
Да что там крем. Прошли времена, когда мы могли позволить себе кушать всё, что хотим. Теперь полноценно питается у нас только Артёмка. Но я рада и этому. Главное это Артёмка. А я… А моя красота… Для Саша я всё равно красивее всех. Он помешан на мне, Саша. Да и сам он выглядит не лучшим образом. Бедность ещё никого никогда не красила.