– Вам же нравится находиться в центре внимания, – спокойно сказал некромант.
Льерт принужденно улыбнулся.
– Ну, себе на пользу это внимание обратить несложно, но… вы, мейстер Вагарта, не дама и не родич княгини. От вашего внимания, простите за откровенность, мне пользы мало.
– Понимаете ли, в чем дело. Мне как некроманту… сложно не обращать внимания на особенности тела. Я понимаю, что вам это может быть неприятно, но я привык на любого человека смотреть в том числе как на будущий труп. Чисто умозрительно прикидываю, как его лучше поднимать. Это необходимая тренировка ума. Вы вот тоже не единожды заостряли внимание на моей манере одеваться. И весьма дурно оценивали по ней. Потому что вы – придворный, и для вас важно, кто что на себя надевает, из чего пьет чай, как себя ведет. Скажете, не так?
– На самом деле… – Льерт вдруг растерял слова. Это казалось ему таким естественным, это было впитано с молоком матери: внешность и манеры – показатели статуса, а статус – это очень важно. При дворе так и было, но тут-то он не при дворе.
– Так вот, – продолжил Велх, – я готов постараться не оценивать вас как будущий труп, но вы тогда тоже постарайтесь не так явно ужасаться моим привычкам.
Льерт кивнул. Он уже успел заметить, насколько Вагарта откровенен в выражении своих чувств и мыслей. Без экзальтации, но все же чрезмерно. Для светского человека такая откровенность неприемлема. Но некромант живет один, а когда живешь один, некому и незачем обращать твои слова против тебя. Стриж и сам был по большей части честен в разговорах с новым учителем – куда более честен, чем привык. Он чувствовал, что это – наилучшая тактика. Но ему приходилось прилагать для этого усилия, а Вагарта был естественен.
– Париться еще будете? – спросил Велх.
– Нет. Я пойду в дом уже.
– Как знаете, – Велх направился к печке подбросить дров.
Льерт уже представлял себе, как откроет бутылочку игристого вина, сядет перед камином с трактатом о мускулатуре, и совместит приятное с полезным. Но стоило ему войти в дом, как раздался тот самый вопль, что несколько ночей назад разбудил его.
– Сарт гляди… – Стриж бросился обратно.
Ввалившись в баню, Льерт распахнул дверь парилки:
– Мейстер!
– Что? – недовольно спросил едва видимый в пару Вагарта.
– Там в доме… что-то опять воет. В подвале.
– Ну воет… повоет и перестанет, – брюзгливо сказал некромант, давая понять, что его отвлекают от важного дела всякой ерундой.
– А… что с этим делать? – Стрижа сбило это равнодушие.
– Дайте мне уже спокойно попариться, а, Стриж? Вам с этим делать точно ничего не надо. Идите и ждите меня. Только дверь закройте.
Стриж не нашелся с ответом. Закрыл дверь. Почувствовал себя дураком: ведь некромант и в прошлый раз едва ли заинтересовался воем. Значит, это не опасно? Возвращаться в дом было все же страшновато, но и оставаться в бане – признавать свою трусость. Вздохнув, Льерт двинулся снова в дом.
Вой больше не повторялся. Хотя Стриж, как и хотел, сел у камина с вином и книгой, вникнуть в написанное не удавалось. Через полклина из бани вернулся Вагарта, довольный, порозовевший, в простыне, наброшенной на голову, словно покрывало у древних статуй святых.
– Ну вот и я. Вопил еще раз?
– Нет.
– Замечательно. Учитесь? Похвально.
– М-м, – промычал Льерт. Довольство Вагарты казалось ему наигранным, хотя могло иметь вполне прозаическое основание. – Почему оно воет-то?
