К их радости, про «Вену», под завязку набитую журналистами, актёрами, адвокатами и другой штатской сволочью, Ряснянский пока не знал. Поглядев на вошедших, он сразу же принялся за развитие правильных взглядов у подчинённых.
– Рассаживайтесь, господа, на диване и креслах, а вы, подпоручик Гороховодатсковский, смир-р-но! Равнение на меня! – вызвал улыбки собравшихся. – Как вы воспитываете своего подведомственного?
– В духе любви к полку, – растерялся Амвросий Дормидонтович.
– Любви к полку-у, – с лошадиной долей сарказма произнёс полковник. – Ваш подведомственный занимается тем, что, нацепив коньки, перевозит в кресле через Неву дам.
Аким покраснел и стал внимательно разглядывать портрет генерала Бистрома, командовавшего полком с 1815 по 1825 год. «Это большая польза, – подумал он. – Я лучше узнаю историю полка и его командиров. Магнус-то вон как рассвирепел, – перевёл взгляд на фон Рейтерна. – Почище Ряснянского плюмаж бы надрал».
– Да что вы всё по верхам глядите, подпоручик, – обратился к Рубанову Евгений Феликсович, подкрутив кончики усов, чем вызвал безмерную зависть Буданова.
– То есть, как это на коньках дам перевозил? – заинтересовался Буданов, горестно потерев пальцем над безусой верхней губой.
– Объясните офицерам, – уселся в кресло полковник. – И вы садитесь, господин подпоручик, – кивнул Гороховодатстковскому.
– Господа, – поднялся с дивана Аким. – Подпоручик Зерендорф в курсе того, как долго я ухаживаю за одной дамой… Но она неприступна.
Офицеры с интересом слушали товарища.
– Что только я не предпринимал. Катал на извозчиках и вейках, водил в театры и ресторан «Донон», – скользнул взглядом по поручикам, – но не заслужил даже лёгкого поцелуя.
– И это гвардейский офицер, – указал на него присутствующим полковник. – Я вот, например, вчерашнюю даму завоевал за…– закрыл рот ладонью, примяв грозно загнутые вверх усы.
– Продолжайте, Рубанов, – не слушал полковника заинтригованный Буданов.
– Женщины любят нетривиальные поступки, – освоившись, Аким стал прохаживаться перед слушателями. – Что же такое придумать, чтоб её поразить? – думал я.
Даже Ряснянский увлёкся рассказом, не говоря уже о других.
– И тут, господа, меня осенило… В голову пришла великолепная идея. Я не встал на колени, выпрашивая поцелуй, я его заслужил, – выпятил он грудь.
Насладившись неподдельным интересом в глазах слушателей и мысленно отобрав у полковника и приделав к головному убору плюмаж, продолжил:
– Я пригласил даму покататься в кресле, и предстал перед ней не блестящим павловцем, – укоризненно глянул на полковника, – не в парадном же мундире её катать, а в простой одежде, показав, что на всё пойду ради её любви и первого девичьего поцелуя… У вашей дамы поцелуй, полагаю, тысячный был, господин полковник, вот она мгновенно вам и поддалась…
– Да что вы себе позволяете, подпоручик, – возмутился, было, Ряснянский, но окружающие быстро загасили его пыл.
– Продолжайте, продолжайте, – загомонили товарищи.
– Да что продолжать-то. Когда замученный, я склонился над ней на середине реки.., дабы подбодрить, дама наградила меня поцелуем. А когда я, делая вид, что ужасно устал, довёз девушку до берега, то она из благодарности, позволила себя поцеловать.
– Молодец Рубанов, – было общее мнение.
Лишь один Ряснянский хмурил брови, соображая, что бы такое выдать язвительное. Однако Аким опередил его. Не глядя на полковника, он саркастически произнёс:
