Натали ехала на второй подводе и, как могла, успокаивала лежащего раненого солдата.
– Холодно, сестричка, – жаловался он.
Натали сняла с себя пальто и укрыла умирающего.
– Холодно, – шептали его губы. – Ох, как холодно…
Сестре милосердия было не только холодно, но тревожно и грустно.
Как нарочно, заблудились. Начинало темнеть. Повозочные с трёх первых подвод ушли вперёд, осматривать путь.
«Как они видят эту дорогу? – отвлёкшись на минуту от начавшего бредить раненого, задумалась Натали, оглядывая покрытое снегом поле с многочисленными канавами и торчащими по их краям стеблями гаоляна. – Тоска и печаль, – подумала она и вздрогнула, наткнувшись на пустой взгляд умершего солдата. – И СМЕРТЬ…»
С середины февраля бои шли по всему фронту. Японцы медленно, шаг за шагом теснили русские войска.
Вечером, когда наступило затишье и офицеры собрались попить чаю, отогнув край крапивного мешка, имитирующего дверь, в шалаш из снопов гаоляна просунулась голова, и, дохнув свежим запахом китайского самогона, произнесла:
– Ваши благородия…
– Служивый, ты весь заходи, чего помещение выстуживаешь, – сделал замечание казаку сидевший у входа Рубанов.
– Здорово дневали, станичники, – растерялся посланец полкового командира, и покрутил башкой с тёмными глазами и светлым чубом из-под чёрной папахи, ухарски сдвинутой на правое ухо.
Не найдя угол в круглом шалаше, перекрестился на отблеск света из печурки у потолка и доложил:
– Там вас к полковнику срочно кличут.
– Совсем залягали нас. Нет казакам покоя, – деланно вспылил, погладив эфес шашки Кусков, до сих пор находившийся под впечатлением боя.
Простуженный Ковзик, накинув на тулуп бурку, сипло скомандовал:
– Господа! На выход.
В палатке полковника находился начальник штаба Деникин.
– Вот, Антон Иванович, лучшие мои офицеры, – по очереди представил пришедших. – А это герой сегодняшней атаки вольноопределяющийся Кусков, – улыбнулся полковник.
– Господа, усаживайтесь как-нибудь, – указал на покрытые мешками пучки гаоляна Деникин.
И подождав, продолжил:
– Вашей сотне предстоит провести рейд к востоку от сегодняшнего бивака и записать, какие наши полки – где находятся. В боестолкновения с противником желательно не вступать. Главное – разведка. Ранним утром – с Богом, – коротко кивнул вскочившим с импровизированных кресел офицерам.
– Неразбериха с этим отступлением полнейшая, – как-то не по военному, посетовал командир полка.
Ранним утром, после короткой молитвы, в боевом порядке, выставив в авангарде и с флангов дозоры, сотня лёгкой рысью вышла в рейд.
Пройдя с десяток вёрст и переписав встреченные подразделения, услышали впереди стрельбу.
– За мной! – хрипло крикнул Ковзик, устремляясь на звуки выстрелов.
– Бой за деревушку идёт, – пришпорив коня, догнал его Рубанов.
– Что за деревня? – скорчил гримасу подъесаул и громко чихнул.
– Будь здоров, господин штабс-ротмистр, – пожелал здоровья начальству. – А деревушку запиши как Юхуантунь… Во-первых, звучит не слишком скабрезно, а во-вторых – какая разница. Всё равно скоро отступим, – пессимистически плюнул в сторону образовавшейся от взрыва воронки. – Гой ты еси, не путать с ети, Олег Владимирович… Чуешь, как пульки над головой воробышками чирикают, – попытался подбодрить несколько растерявшегося вольнопёра, и натянул удила, увидев бегущего к ним пехотного офицера с наганом в руке. – На чужой огород, что ли заехали? – всё же сумел вызвать слабую улыбку на лице Кускова.
