Помимо наречения меня новым именем, бабушка тут же принялась за мое обучение. Вместе с Марзоком. Он уехал тогда, но приезжал очень часто, я бесконечно любил его визиты. С Аливи меня связывали пять Нитей мироздания, вся их красота, весь их бесконечный, неостановимый зов. Узоры и плетения, эксперименты и попытки совладать с самой силой природы. Эти занятия доставляли мне массу удовольствия, пусть бабушка и была крайне жестким учителем. Она не готова оказалась делать скидки ни на возраст, ни на родственные узы, не терпела капризов и лени совершенно, но ее уроки, нетерпеливые, с вечными ехидными замечаниями обо мне и моих способностях, я ценил всем сердцем. Не то, чтобы мне прямо требовался учитель, вечно подгоняющий и не дающий слабины, у меня был Марз для того, чтобы четко осознавать, что ответы на бесконечные вопросы и вечное подстегивание неуемного любопытства работают со мной также прекрасно, как и методы Аливи. Но с ней, с ее подшучиваниями и едкими фразами, была связана какая-то вечная борьба с самим собой, которая доставляла мне бесконечное наслаждение. Каждый узор, каждая Нить, которые поддались моей воле, оказывались не целью, за коей должен следовать долгожданный отдых и признание себя победителем, а лишь крошечным шагом в изучении того, что постепенно захватывало все мое существо. Бесконечный азарт исследования, вечный поиск истины и неостановимая жажда знаний стали крепкой поддержкой моего неуемного любопытства, а сам я с жадностью поглощал любой урок и совет, давным-давно научившись видеть в колких шутках исключительно стимул стараться лучше и больше.
Ну а с Марзоком же меня связывало то, чего я не смогу, наверное, описать достойными словами. Шестая Нить мироздания. Пустота. Уверен, он бы разрешил мне дотронуться до нее, если бы мог: он все так же баловал меня бесконечно в те моменты, когда не учил. Значит, он и сам не позволял себе ее касаться. Значит, не должен и я. То, что было важно Марзу по определению становилось важно и мне тоже, это было правило, которое я не мог и не хотел в себе переступать. Оттуда еще, из раннего детства, из нашей поездки и его первых визитов в Райлед. Я должен был слушаться его безоговорочно, таков был наш общий, негласный закон. Но, пока он был рядом, пока учил и рассказывал истории, пока я чувствовал его заботу и поддержку, последнее, чего бы я мог захотеть – это пойти против его воли. Я боялся его потерять. Равно так же, как и много лет назад.
Мы вместе любовались черными Нитями, и он рассказывал мне, как и прежде, легенды, отвечал на нескончаемые вопросы о мире и его взаимосвязях, и, конечно, о нашей с ним Мейет. Он отдал ее мне и позволил, все-таки, поклоняться, когда осознал, что своего сна я забывать даже не собирался, а решение мое окончательное, и я все равно поступлю именно так, хочет он того или нет. Не то, чтобы он не хотел. Уверен, Марзок вполне мог бы просто приказать мне оставить его веру в покое, прекратить рассказывать о Мейет, о выборах, ткущих наш мир. Я даже не сомневался, что мог, я бы послушал его так же, как слушал всегда, а все мои заявления были банальным упрямством, которое ему никогда не стоило хоть малейшего усилия сломить. Только он этого не желал ни капли. Не знаю, почему, но я четко видел: мое решение ему самому более, чем нравится. Он объяснял с удовольствием, даже с азартом, а когда я стал старше, мы временами принимались спорить о смыслах, а однажды он и вовсе со мной согласился. Этим, к слову, я гордился ничуть не меньше, чем в детстве удачными попытками уловить ткань мироздания, а его это ни капли меньше не стало веселить.
