Дети жакаранды - страница 24

Она глянула на девочек. Форуг, согнувшись пополам, старалась стянуть с себя носок. Сара, громко икая, пыталась вылезти из коляски и дотянуться до стопки конвертов на круглом прозрачном столике.

– Отведите его в туалет, – предложил ага Хоссейн. – А я за ними присмотрю.

– Спасибо.

Лейла взяла Форуг за руки и помогла ей сползти со стула. На полу ей будет безопаснее.

– А где у вас туалет?

– В ту дверь и налево.

Омид торопливо шел впереди, напряженно переставляя ноги и крепко сжав кулачки: ему очень хотелось пи-пи. В рубашке в черную и красную клетку, аккуратно заправленной в коричневые вельветовые брючки, он походил на маленького взрослого.

Лейла распахнула дверь в тесную, словно коробка, уборную, и в нос ударили запахи влаги и ржавчины. На окне, покрытом какими-то разводами, деловито жужжала муха. Лейла торопливо помогла Омиду расстегнуть штаны: он приплясывал на месте и прижимал кулачки к животу, сдерживаясь изо всех сил. К толчку подходил с опаской, явно боясь касаться его пожелтелых фарфоровых боков. Он уже превращался в маленькую копию своей бабушки – так же помешан на чистоте, так же брезгливо опасается всего незнакомого и влажного. Лейла открыла кран и умылась холодной водой.

– Этот дядя будет нас фотографировать? – спросил Омид, закончив свои дела.

– Да, – ответила Лейла, вытирая лицо розовым краем хиджаба.

– А где у него фотоаппарат?

– Сейчас увидишь. – Он начал застегивать пуговки на штанах. – Тебе помочь?

– Не надо, я сам могу!

– Ты мой маленький мужчина! – рассмеялась Лейла.

– Я большой! – Он застегнул штаны и вымыл руки. Немного помолчав, поднял на тетю большие серьезные глаза и спросил: – А почему тот дядя на тебя кричал?

– Какой дядя?

– Тот, с машиной.

– Да уж, он на мне оторвался, – пробормотала Лейла, вытирая руки концом хиджаба.

– А почему?

– Потому что знает, что может на меня накричать и ему ничего не будет. Вот и кричит.

– Почему?

Лейла махнула рукой: хотела махнуть беззаботно, а вышло грустно.

– Потому что ему больше заняться нечем.

Омида это, кажется, не слишком убедило.

– Ты испугался? – спросила она, наклонившись над ним и смягчив голос.

Омид молчал и смотрел в пол. Потом пожал плечами. Взрослый жест.

– Они кричат, а нам приходится их молча слушать, – продолжала Лейла. – На самом деле, глубоко внутри, мы их не боимся. Правда?

Омид молчал. Кажется, он не вполне понимал, что значит «бояться» или «не бояться» – или, быть может, предпочитал об этом не думать.

– Вот я больше всего боюсь тараканов, – сказала Лейла, чтобы его отвлечь. – И еще ящериц.

– А ящерицы тараканов едят!

– Правда?

– Правда. И мух едят, и комаров.

– Ну… тогда, наверное, мне их бояться нечего!

Мальчик взял тетю за руку, и вместе они вышли из туалета. Омид старался шагать широко, как большой.

Пока их не было, Форуг успела скинуть туфельки и зашвырнуть их под стул, а теперь пыталась сорвать висевшую у входа зеленую занавеску. Сара сумела стащить со стола конверт и радостно мусолила его во рту – а ага Хоссейн, не поднимая глаз, безмятежно разбирал толстую пачку свадебных фотографий.

– Ну что, пойдемте? – спросил он.

– Да, мы готовы.

Лейла отобрала у Форуг занавеску и вынула у Сары изо рта конверт – тот конверт был безнадежно измочален, да к тому же насквозь пропитан слюной. Покачав головой, Лейла положила испорченный конверт под низ хрустящей стопки, достала из-под стула туфельки Форуг, взяла обеих девочек на руки и понесла в студию. Омид, вцепившись в край ее джильбаба, семенил следом. Вслед за ага Хоссейном они спустились по двум бетонным ступеням и вошли в полутемную комнату.