– Я сниму платье, чтобы не порвать, – проговорила Кайлин осторожно, – если ты не возражаешь, чтобы я все-таки пошла в нем на праздник?
Судорожно дыша сквозь стиснутые зубы, Рогар кивнул, и тогда она быстро стянула с себя и отбросила как можно дальше наряд, оставшись перед ним в нательном белье, глупых теплых чулках и украшении из тяжелого красного золота. Рогар сглотнул, снова пройдясь по ней взглядом. Поднял руку, обвил вокруг пальца прядь ее рассыпанных по плечам, еще не убранных в прическу волос, чуть потянул, чтобы поднести к носу, втянуть в себя ее запах.
– Как я скучал по соли и ветру в твоих волосах…
Теперь, когда он склонился к ней, Кайлин поймала краем глаза раскрошенный в щепы чайный столик. Они ставили его у камина, когда лежали на шкуре, греясь у огня. Непоседливый Лаур так и норовил смахнуть с него блюда…
Она подняла руки и провела раскрытыми ладонями по его изувеченному лицу, глубоким складкам на лбу и в уголках рта, разглаживая их, стирая все печали. Коснулась кончиками пальцев восковых печатей в глубине его ушных раковин. Повернула к себе его крупную, гордую голову, нежно улыбнулась:
– Иди ко мне, Рогар. Если хочешь сейчас – бери. Я скучала по тому, как ты делаешь со мной это…
Он снова поцеловал ее, прижимая спиной к холодной каменной стене, упираясь ладонями по обе стороны от ее головы. Камин в его покоях не растоплен. Дверь на балкон как всегда распахнута настежь. Он не чувствует холода, потому что сам насквозь, изнутри проморожен. Своими страхами, своим грузом вины, шлейфом своих потерь. Но теперь она рядом. И вместе с ним не чувствует холода тоже.
Откинув голову, Кайлин подставила шею жадным губам своего божественного мужа, наполняясь желанием, накаляясь до предела под его руками. Каждое прикосновение его горячего рта – как взрыв в ее крови. Каждый удар его бедер – как меч, пронзающий ее сердце. Она лизнула сладкий пот, стекающий по его груди в проеме расстегнутого ворота, а затем широко открыла рот, захватила тугой мужской сосок прямо через ткань рубашки, теряя разум, беспорядочно скользя языком по крохотной напряженной вершинке плоти.
Рогар застонал, громко, стаскивая с нее белье, стягивая вниз до колен глупые теплые чулки. Может это стена так влияет, что между ними все так быстро и так сладко? Кайлин ощущала, как влага течет из нее вниз по бедрам, ее тело жаждало принять его в себя. Обезумев, она оттолкнула его, сама скинула чулки на пол, оставшись совершенно голой и лишенной всякого стеснения. Рванула на Рогаре рубашку, но сил разорвать не хватило, только кое-где поотлетали застежки.
– Дикий маленький рачонок, – засмеялся он, сам освобождаясь от одежды. – Ты знаешь, почему ведешь себя сейчас, как голодный зверек? Радужная стена поет вам, людям, то, что вы хотите услышать.
Кайлин хотела спросить, что же ему самому поет радужная стена, но побоялась испортить момент. Все слишком сладко между ними. В прошлый раз, когда она задала первый вопрос, который пришел в голову, Рогар ушел. Если он уйдет сейчас или выкинет ее за дверь, как собачонку, она умрет, взорвется от неудовлетворенного желания и умрет на месте. Или начнет яростно ласкать себя там же, на полу у его двери, и потом сплетницы сотрут себе языки, обзывая ее всякими словами. Она хищно облизнулась, увидев его массивный напряженный член. Бедняжки завистницы, они и представить себе не могут, как ей повезло.
