Обычно такие «загулы» случались перед выходными. Всё бы ничего, но Люба ужас как не любила врать и вечно ворчала на подругу, когда та приходила с бутылочкой и бралась за свое. Надя каждый раз её задабривала, лезла обниматься, говорила: «Ты одна у меня такая, только ты меня понимаешь и не осуждаешь, куда я без тебя».
Но однажды, когда Надя поехала на какой-то пикник и Люба попросилась с ней, та ей, сама того не замечая, нахамила:
– Люб, ну какой из тебя компаньон на рыбалке? Ты же пить не любишь, целоваться ни с кем не будешь, а просто на природу пялится… Так вон она, природа, выйди за деревню и дыши!
– Я же никому не помешаю, просто посижу.
– Вот именно, а если мальчики захотят ещё чего-нибудь, как я им объясню?
– А может, я тоже захочу? – неуверенно заметила Люба.
– Не смеши меня, кому ты там. – Она осеклась и продолжила: – Чё докажешь, напьются, полезут, да ещё и силой могут взять. Тебе это надо?
– Да нет, – неуверенно ответила Люба, но поняла, что будет мешать подружке.
– Подожди немного, поедем скоро с Лёхой на шашлыки, тебя возьмем обязательно. Там и природа и, может, я кого приглашу, – заговорщицки подмигнула Надя, чмокнула подругу в щёку и убежала.
Она и не заметила, как обидела преданную, тихую, безотказную и свою в доску Любу. Время шло, на шашлыки они сходили, и Надя действительно позвала с «энпээски» какого-то приезжего вахтовика. Но теперь уже, хотя внешне отношения у подруг были хорошие, Люба старалась находить дела по пятницам, и совместные их посиделки почти прекратились. Да и вахтовик оказался мужик не промах, начал ходить к Любе, как только приезжал на вахту. И хотя Надя подтрунивала над подружкой, мол, несерьезно всё это, не верь ему, у него таких – вагон, и жена вроде есть, те продолжали встречаться, и вахтовик приезжал всё чаще и уже не только по работе.
Люба стала менее откровенной с Надей и больше не делилась своими секретами, как раньше. Та же не могла без неё жить, подружка была ей нужна позарез, как дому удобный шкафчик. Можно туда что-то спрятать и самой за него спрятаться, если что.
Но нет-нет да и закрадывались в душу Алексея подозрения, и мужики в цеху болтали уже открыто, что жена ему рога наставляет. И он захотел поговорить, но язык не поворачивался. Однажды ночью, в постели, разговор всё же состоялся:
– Надь, я чё сказать-то хотел. – Слова шли трудно.
– Ну?
– Мужики говорят, что… – Он замолчал.
– Что?
– Ну, что я… – Он опять застыл.
– До утра так будем? Говори, если начал!
– Ну, что рогоносец, мол, Баринов.
– Ага? – Надя повернулась к нему, приподняла левую бровь. – И ты им веришь?
– Да нет, Надь, ну, как можно.
– Что можно?
– Да верить им. Но… я бы хотел от тебя услышать, в общем, ну…
– Что ты у меня один?
– Ну да. – Алексей лежал рядом, словно провинившийся пятиклассник.
– Лёш, они же просто завидуют нам. Не слушай ты никого. – Она обняла его и придвинулась ближе. – Я люблю тебя одного, где я ещё такого найду?! – Она снова обняла его и так жарко поцеловала, что ему ничего не оставалось, как обнять и поцеловать в ответ.
– Гады завистливые, я знал, Надюша, что ты так скажешь, – Лёша повторял это, как в бреду, и уже был в полной её власти.
– Не думай о них, я же рядом. – И они продолжили целоваться.
Надя опять победила, обвела его вокруг пальца. Она знала, что всё будет так, как она захочет. Уверенность в себе, как большой твердый стержень, всегда была у неё внутри. В деревне её называли «кремень», мужики между собой называли «бойбаба».
