– Привет. Как дела? – осторожно спросила она мать, которая ответила на том конце провода.
– Здоро́во. Да чё нам сделается. – Голос был, как всегда, недовольный и усталый. – Талоны отменили вроде.
– О! Поня-я-ятно, хорошо-о-о, – протянула Аня, она чувствовала настроение матери и никак не знала, с чего начать. – Как папа?
– Чё ему сделается? На рыбалку пошёл. Отгул у него, видите ли, сегодня. Домово́й же нас не любит?! – ворчала мать.
– Пусть сходит. Жалко, что ли? – Аня сказала с улыбкой, ей не нравилось, что мать злилась на отца, да ещё за такое невинное занятие, это была его отдушина, Аня знала это, к тому же она любила отца по-особенному.
– Да ну его! Будто дома дел нет! Вообще не понимаю его последнее время. – Мать заводилась, начиная свою постоянную песню.
– Вернётся, сделает. Как в деревне? – Аня сменила тему.
– Да кого́ им тут сделается? Живы, ходят, попёрдывают. Григорьна на лавочке вечно, тоже мне… будто дел дома нет. Зимой и летом огород в сорняках – она на лавочке.
– Зимой-то какие сорняки? – Аня пыталась защитить соседку, милую старушку Григорьевну.
– Да пусть делают чё хотят! Хоть перебьются все на хрен, мне-то что?! – Мать продолжала злиться.
– Кто это там бьётся? – Ане хотелось, чтобы мать дольше не спрашивала её о делах.
– Да, Ба́ринова, кто… как Иване́йкой стала, ещё пуще башку задрала. Пральна мент-то её подмола́живает каждую неделю. Так и надо этой стерве – такого парня в тюрьму посадила. Ой, отец-то у Димки умер же, – разоткровенничалась мать.
– Ничего себе. – Ане действительно было жаль соседского парня Димку Прудина, которого посадили в тюрьму ни за что, а теперь он ещё и отца не увидит никогда.
Она вспомнила, когда Димка пришёл из армии, ухаживал за ней, но она не отвечала взаимностью, и он начал крутить роман с замужней женщиной Надеждой Бариновой. Аня хорошо помнила эту историю, которая случилась в Ко́шкино прошлым летом. Она задумалась, а что, если бы она ответила Димке взаимностью, может, был бы жив муж этой Бариновой, которого она случайно застрелила из ружья после гулянки, после проводов в армию их родственника? Это знали все, кроме милиции, поговаривали, что и там догадывались, но Димка как настоящий мужик сразу взял вину на себя. Его посадили на девять лет, а она пообещала ждать, но вскоре вышла замуж за майора милиции Иване́йко, который помог ей замять дело с убийством.
«Сволочна́я, конечно, натура, эта Баринова. За дело получает от нового мужа, а Димку жалко, хороший парень», – промелькнули мысли в Аниной голове, и их прервал голос матери.
– Верка, библиотекарша, за товаром нады́сь поехала. Фифа! В городские выбивается. Всё Ко́шкино в её шампунях. Пользуется тем, что в магазине шаром покати. А толку-то с этой перестройки?! Перестроились! И чё построили?!
– М-да, да у нас тоже бардак, – промычала Аня, но быстро спохватилась, что не стоило говорить матери о плохом, она уцепится и начнёт расспрашивать, но мать не заметила и продолжала:
– Приватизация долбаная! Надо тебе, дочь, подумать, куда ва́учер продать. Получше бы пристроить и побыстрей, пока берут. Бабы говорят, за один ваучер две «Волги» можно купить, а то и квартиру. Но это, поди, в Москве. Там всё сбудется.
– Подумаю, мам, – пробубнила дочь.
– Ой, никто ничё не понимает. В Абхазии стреляют вон, ой, да чё говорить… Может, война начнётся или ещё чё? Наши вон, опять соли и спичек напокупали… до морковкина заговенья. – Мать хотя и ворчала, но была рада, что дочь позвонила, оттого и говорила всё, что приходило на ум. – Как Брежнев умер, понеслась свистопляска. Сиди теперь, куку́й! Ладно, завелась чё-то?! Ты-то как? Чё молчишь? – Мать всё же переключилась на дочь.
