Я достигла этого возраста, став хуже, чем была раньше. Мои взаимоотношения с противоположным полом были очень редкими и длились весьма недолго. Мужчины задавали мне одни и те же вопросы. Как тебя зовут? Чем ты занимаешься по жизни? Какая у тебя машина? Когда я говорила, что у меня нет прав, они смотрели на меня, как на диковинного зверя, словно я была заражена какой-то ужасной заразной болезнью. На этом отношения заканчивались.
Я провела рукой по книге в твердом переплете. Это было роскошное издание, в марокканской коже, «Гордость и предубеждение» Джейн Остин.
– Поспорим, что это твоя любимая книга.
Я быстро подняла голову. МакЛэйн изучающе разглядывал меня сквозь полузакрытые веки с опасным блеском в черном омуте.
– Нет, – ответила я, возвращая книгу на место. – Мне она нравится, но это не моя любимая книга.
– Значит, «Грозовой перевал»? – одарил он меня неожиданной улыбкой, от которой у меня перехватило дыхание.
Мое сердце подпрыгнуло, и я едва не бросилась в этот омут.
– Вовсе нет, – ответила я, с радостью заметив твердость моего голоса. – Он не очень хорошо заканчивается. Как я уже сказала, я предпочитаю счастливый конец.
Он повернул кресло и остановился в нескольких шагах от меня с сосредоточенным выражением.
– Убежденность Остин заканчивается хорошо, ты не можешь этого отрицать, – он даже не пытался скрыть, как веселился, и я тоже увлеклась этой игрой.
– Хорошо, признаю, но ты все еще далеко. Эта книга сосредоточена на ожидании, а я не умею ждать. Я слишком нетерпелива. Я бы смирилась или изменила желание, – мой голос был фривольным, я не отдавала себе отчета, что флиртую с ним.
– Джейн Эйр.
Он не ожидал, что я рассмеюсь, а потому смущенно смотрел на меня.
Прошло несколько секунд, пока я смогла ответить ему:
– Наконец-то! Я думала, Вам понадобятся века…
Тень улыбки пересекла его хмурое выражение.
– Я должен был догадаться сразу. Героиня с грустной и одинокой историей, мужчина с тяжелым прошлым, счастливый конец после тысячи штормов. Романтично. Увлекательно. Реалистично, – теперь его губы смеялись вместе с глазами. – Мелисанда Бруно, ты хоть понимаешь, что могла бы влюбиться в меня, как Джейн Эйр в синьора Рочестера, который тоже был ее работодателем?
– Но Вы не синьор Рочестер, – спокойно возразила я.
– У меня такие же смены настроения, как и у него, – заметил он с полуулыбкой на губах, на которую я не могла не улыбнуться в ответ.
– Согласна. Однако, я не Джейн Эйр.
– Это верно. Она была однообразной, некрасивой, незначительной, – сказал он, растягивая слова. – Ни один здравомыслящий и зрячий человек не смог бы сказать то же самое о тебе. Твои рыжие волосы заметны за тысячу миль.
– Мне не кажется это именно комплиментом… – шутливо жалуясь, ответила я.
– Тот, кто заметен тем или иным образом, не может быть некрасивым, Мелисанда, – ласково произнес он.
– Тогда спасибо.
– От кого у тебя такие волосы, синьорина Бруно? – усмехнулся он. – От твоих итальянских родителей?
Упоминание моих родителей омрачило радость того момента. Я отвела взгляд и продолжила наводить порядок на полках.
– Моя бабушка была рыжей. Мои родители нет, впрочем, как и моя сестра.
Он подкатил кресло к моим ногам, вытянувшимся в попытке поставить книги. На таком бесконечно малом расстоянии я не могла не почувствовать его аромат. Таинственная и обольстительная смесь цветов и специй.
– И что делает изящная секретарша с рыжими волосами и итальянскими корнями в затерянной шотландской деревне?
