Я прошла большую часть пути, но еще в Старом городе у меня возникло такое чувство, будто меня кто-то преследует. Я наклонилась, чтобы затянуть шнурок на ботинке Ханны. В рюкзаке зашуршал секретный пакет. Я мельком глянула назад. Тот самый штурмовик, которого я заметила у аптеки, разгонял группу подростков.
Видел он, как я спускалась в полуподвал или не видел?
Я отогнала прочь дурные мысли и быстро пошла дальше.
К кинотеатру я подошла за пять минут до начала моей смены.
Над входом была вывешена афиша: «Вечный жид»[20]. С того дня, как нацисты заняли кинотеатр, все фильмы присылались из их штаба «Под часами». Поляков в кинотеатр не пускали, но мы по названию понимали, что этот фильм – нацистская пропаганда.
Возле кассы уже образовалась очередь. Немцы стояли с этим особенным выражением ожидания начала сеанса на лице. Одной из новинок, которые внедрили у нас нацисты, была патриотическая музыка. Ее без конца передавали через динамики на фасаде кинотеатра. «Хорст Вессель», гимн НСДАП, погребальный марш с духовыми гремел над площадью весь вечер и даже во время сеанса. «Знамена ввысь! В шеренгах, плотно слитых, СА идут, спокойны и тверды», – пел хор немцев.
Я прошмыгнула в дверь кассы и перевела дыхание. Помещение было маленьким, размером где-то с ванную комнату. Высокий табурет и завешенное бумагой окно – вот и все.
Следили за мной?
Я включила свет и дотронулась до кассы. Прохладная и гладкая поверхность успокаивала. Надо взять себя в руки и заняться делом – рассортировать деньги, но шторы пока не поднимать.
Где мама? Пора бы ей уже принести мне еду.
У мамы был опыт работы медсестрой, и немцы заставили ее помогать в больнице Старого города.
Почему она опаздывает именно тогда, когда я умираю от голода?
Запах немецких конфет сводил с ума.
Я чуть-чуть отодвинула шторы и выглянула из будки. Меня словно током ударило. Этого просто не может быть! Штурмовик, которого я видела у аптеки мистера Зета, стоял в очереди и беседовал с двумя домохозяйками.
Как же я обрадовалась, когда Петрик ворвался в будку и сел на свое привычное место на полу под окном. Щеки у него раскраснелись, и голубые глаза из-за этого казались особенно яркими. Сразу за Петриком в будку проскочила его младшая сестра Луиза. Она соскользнула по стене и устроилась рядом с братом. Они были совсем разные. У Петрика светлые глаза, у Луизы – темные. Он – серьезный, она – хохотушка. В свои пятнадцать Луиза была в два раза меньше брата.
– Как прогулялась? – спросил Петрик.
Я поправила юбку, чтобы ноги при взгляде с пола на высокий табурет смотрелись максимально выгодно.
– Очень даже хорошо, только вышла одна заминка…
Петрик дал мне понять, что при Луизе распространяться об этом не следует.
– А я вот хочу разобраться, в чем мой самый главный талант, – сообщила Луиза. – Кася, как ты думаешь?
И почему она в такой момент пристает с дурацкими вопросами?
Я снова отодвинула шторку и посмотрела на очередь – штурмовик в коричневой рубашке никуда не делся. Теперь он оживленно разговаривал с двумя мужчинами в очереди.
Обо мне?
– Луиза, не знаю, – ответила я. – Ты хорошо печешь…
– Ну это любой умеет. Вот бы узнать про какие-то свои особенности.
Я снова выглянула в окно. Что-то там было не так.
Только не паникуй!
Я отсортировала купюры и мысленно пробежалась по списку.
Ценники на конфеты поставила? Поставила. Купюры разложила по номиналу? Разложила.
