Теперь, когда публика в кинотеатре в большинстве своем состояла из немцев, надо было работать очень четко. Мой начальник от страха бы уделался, если бы на меня поступила хоть одна самая мелкая жалоба.
В будку вошла Зузанна и закрыла за собой дверь.
– Кася, ты почему такая бледная? – спросила она.
– Видела в очереди штурмовика?
Зузанна забросила свою сумку в угол будки.
– Замечательно поздоровалась. Я, сестричка, на окраине обходила больных, чтобы у тебя на завтрак была парочка яиц.
Я снова отодвинула шторку. Он был там. Теперь разговаривал с молодой женщиной в очереди.
– Подозреваю, он с самого начала шел за мной. От аптеки мистера Зета. Уходите. Все. Сейчас. – Я повернулась к Петрику. – И ты с Луизой тоже. Если они застукают вас здесь со мной, нас всех заберут.
Зузанна рассмеялась:
– Насколько мне известно, мистер Зет всегда был неприкасаемым. Хотя теперь новые порядки…
Я опять выглянула в окно. Женщина, с которой разговаривал тот коричневорубашечник, закивала и показала пальцем в сторону кассы.
Я похолодела от макушки до пяток. Огромная воронка начала засасывать меня на дно.
– Он там обо мне выспрашивает. Ему рассказали, что я здесь.
Мое сердце забухало от того, что я увидела.
Мама в конце очереди. Пробирается вперед с корзинкой в руке.
Зузанна отдернула мою руку от шторки.
– С таким виноватым лицом всегда будешь виноватой.
Мне показалось, что я тону.
Мама, не надо. Прошу тебя, пока не поздно, уходи отсюда.
Я вышла на станции Фюрстенберг, а Фриц опаздывал – прекрасное начало для моего первого дня в качестве медика в лагере Равенсбрюк.
Узнает ли он меня? Сомнительно. В университете вокруг него всегда вились студентки-красотки.
Пять минут в одиночестве на платформе я с удовольствием любовалась небольшим вокзалом в баварском стиле.
Смогу ли я получить ответственную должность? Появятся ли у меня друзья среди коллег?
Погода для осени была теплой, и шерстяное платье неприятно кололо тело. Мне не терпелось переодеться в легкое платье и накинуть прохладный и гладкий лабораторный халат.
Наконец появился Фриц. Он приехал на зеленом четырехместном «Кюбельвагене-82» с открытым верхом. Служебный автомобиль лагеря Равенсбрюк остановился, и Фриц положил руку на спинку пассажирского сиденья.
– Вы опоздали, – попеняла я. – У меня встреча с комендантом в пятнадцать минут одиннадцатого.
Фриц поднялся на платформу и взял мой багаж.
– Герта, даже не поздороваешься? Целый год тебя не видел.
Все-таки он меня запомнил.
Фриц вел машину, а я украдкой поглядывала на него. Он по-прежнему был привлекательным, что отмечали все представительницы женского пола в университете. Высокий голубоглазый пруссак с ухоженными черными волосами. Тонкие черты лица говорили о его аристократическом происхождении. Впрочем, выглядел он усталым. Я обратила внимание на темные круги под глазами и подумала о том, насколько изматывающей может быть работа в женском исправительном лагере.
Мы съехали на Фриц-Ройтер-штрассе и поехали через небольшой городок Фюрстенберг. Ветер шевелил мои короткие волосы, и это было приятно. Вдоль улиц стояли коттеджи с крышами из дерна. Типичная старая Германия. Как сценки на шварцвальдских часах с кукушкой.
– Гиммлер, когда приезжает, а он приезжает часто, останавливается в Фюрстенберге. Знаешь, он ведь продал рейху землю под Равенсбрюк. Озолотился на этой сделке. Видишь лагерь, вон там за озером Шведтзее? Его совсем недавно построили… Герта, ты что, плачешь?
