– Давай, дружище, не упрямься. Всего один вечер – и я прощу тебе долг.
Он уперся ногой в сиденье. Крыс мог и не стараться, он-то сильнее.
– Вылезай, урод! Я тебя ещё упрашивать должен? Вылезай! – За разыгравшимся представлением наблюдал киборг – полуразумный. Подобного Урри когда-то разодрал когтями.
– Урри! Я доплачу! – Крыс прекратил пинать его бедро. Выдохся. Оперся на флаер, стер со лба выступившую плёнку пота.
– Тысячу.
– Сто. Больше не дам, не надейся.
– И долг спишешь? – Он вгляделся в бегающие глаза: врёт. Но уйти уже не получится.
– Да, да! Давай, Док ждать не любит!
Знакомая дорога. Он ходил в подвал из сада, где прятался сарай для животных. Вот и сейчас, не ожидая Крыса, толкнул дверь и вошёл в кухню. Пересечь её, а потом налево – под арку, в кладовку. Потом по узкой лестнице вниз, в подвал. За стойками с вином ещё дверь – массивная, плечом не вынесешь. Он пробовал. А там уж почти дом. Все же пять лет провёл в зверинце.
Крыс вырвался вперёд, забежал в операционную. В тёмной и пока пустой комнате зазвенели инструменты – Док любил старину, – запикал какой-то прибор.
– Урри! Иди сюда… Иди, чего покажу, – хохотнул Крыс.
Он снял очки, только вспомнив о них, помялся на пороге и вошёл в комнату. Свет зажегся с секундным опозданием, отреагировал на бывшего пациента. Метку ему так и не удалили.
– Сюрприз не удался, – протянул Крыс. Он стоял у стола, накрытого красным пластиком, постукивал по полу носком туфли. Нервничал.
– О, какие гости, – мягкий баритон растекся по комнате, вытесняя прочь воздух.
Урри застыл статуей, выпрямив спину. Может, если он не будет дышать, его не заметят? Напрасные надежды.
– Мой бывший пёс. Как здоровье? Ты следишь за его состоянием? – Высокий мужчина, крепкий, без единого изъяна, мимоходом похлопал его по спине.
– Конечно! Конечно, слежу, Док… Как бы я – и не следил? Кормлю, пою, лечу. Все, как надо, как положено. – Крыс ссутулился, став совсем уж мелким и незаметным. – Вот, привёз, как просили.
Док не ответил. Прошёл к телу, скрытому под покровом, отбросил в сторону пластик и обернулся к гостям. Он не смог сдержать торжествующую улыбку, когда указал на стол:
– Любуйтесь! Мой новый эксперимент.
Урри дернул плечом – наверное, отголоски бывших… экспериментов, только уже его.
– Прекрасная работа! Ничего лучше не видел, – зачастил Крыс. Он ощупывал взглядом обнажённое женское тело, обходя стороной уродства. – А кто основой послужил?
Он не смотрел на нее. Зачем? Своего хватает – и руки, и глаза, и лицо. Хорошо, что на свалке пустынно.
– А, заметил? – Док ласково погладил женщину по плечу, из которого выходило две руки. – Я взял за основу… Человека!
Крыс вздрогнул и отступил. Урри не знал, как реагировать: почему нельзя взять чистого на опыты, если уродов берут всегда? За такие и подобные им мысли он бывал часто бит и своими, и чужими. Только вот свои учили, а те…
– Правда, красавица? Я назвал её Авророй. – Док поднял прядь длинных чёрных волос, обернул вокруг тонкой женской шеи. – На спине жабры, на руках и ногах – перепонки. Она должна отлично плавать.
Мужчина обошел вокруг стола, поправляя тело, пытаясь приукрасить его. Крыс отступал спиной, пока не уткнулся в Урри. Только тогда остановился, загнанно дыша.
– Полагаю, что она вполне фертильна и может дать потомство. Только представь, что может получиться из союза человека и урода! – Сияющие глаза взглянули прямо в душу Урри. О, он хорошо знал это их выражение, ведь именно с таким Док приступал к новым операциям. И не всегда они заканчивались успешно – из набора тридцать шестого года выжил он один.
