Девять - страница 15

век бороду не бреет

живет на свете мается

но скоро все устроится

жаль солнышко не греет

«Что ж – привет, господа-сыновья-кумовья-короли…»

Что ж – привет, господа-сыновья-кумовья-короли,

перед вами желанная низкая цель, но

чашу подлости дьявол выносит из-под земли,

и не пить эту чашу опасно, и выпить – смертельно.

Что же, видно придется вам плакать у каждой стены,

и записки совать меж каменьев в широкие щели,

потому что толпились у чаши и пили из рук Сатаны,

и хвалили, и быстро пьянели, и слаженно пели,

и писали подметные письма, и принимали на лбы

номера и печати, которые стали мишенью

для любого стрелка – для проклятия или судьбы,

все равно как назвать, все равно места нет утешенью.

И апостолы ваши уснули, сопят, завалившись в кусты,

и никто не услышит прощального плача и воя.

А Проклятый смеется: не бойтесь, друзья, вы – чисты,

только руки в крови и возмездие – над головою.

«жена номер раз сбежала поскольку – лох…»

жена номер раз сбежала поскольку – лох.

от второй он сбежал, потому что характером плох.

вредный, негодный, колючий, как чертополох.

жил в нищете, ни со щитом, ни на щите,

предавался унынию, праздности и тщете.

не мылся, пока в паху не заводился мох.

в общем – шиз, как все те, или много хуже чем те.

его возили в дурку два-три раза в году.

кололи сульфу – бывшую в те времена в ходу.

три месяца он лечился в кромешном больничном аду.

раз в неделю в надзорке его лупил санитар,

хоть он был слабак и стар – никуда не годный товар,

но каждое утро он повторял – я отсюда уйду.

и он уходил по выписке под надзор.

семья не могла выносить этот стыд и позор.

когда о нем вспоминали – родичи прятали взор.

как говорится, шизам – учет, как старикам – почет,

положат в больницу – поставят на диспансерный учет.

он умер давно, но на учете он состоит до сих пор.

завещание

не носи черного платья заведи котенка черного цвета

пусть мурлычет прыгнув к тебе на колени

пусть перебегает тебе дорогу хоть это плохая примета

на потеху моей бестелесной молчащей тени

пусть согреет тебя этот веселый комочек

пусть гоняется за бумажкой привязанной к нитке

пусть на этой бумажке будет восемь написанных мною строчек

и котенку забава и мы с тобой не в убытке

«Растопим камин. Пляшет огонь на поленьях…»

Растопим камин. Пляшет огонь на поленьях.

Смиренная кошка, мурлыча, лежит на моих коленях.

Дождь от нечего делать стучит в окно.

Пусть стучит сколько угодно – ему не откроют.

Летнюю пыль дожди монотонные смоют.

Тоска в человеке красна, как в бокале вино.

Так, заперта дверь. Листва – для ветра добыча.

Что думает зверь, на коленях хозяйских мурлыча,

что чувствуют эти поленья, сгорая в огне?

Вспоминают ли сказку о Карло и Буратино?

Что думает осень? Что лето слишком картинно,

что молодо-зелено, дождик мелькает в окне.

Пылай мой камин, как Пушкин писал, согревая келью.

Вечер, словно любовь, завершится постелью,

сном тяжелым, как одеяло. Укрывшийся с головой

человек естественен, как кошка или поленья,

мурлычет, сопит, все теряет без сожаленья,

не ждет пробуждения, вровень с опавшей листвой.

Шоа

на правах придорожной пыли

на ветру осеннем промозглом

что мы тут позабыли

дети привыкшие к розгам

потому что мало нас били

так и надо нам недоноскам

так и надо нам недомеркам

так и надо птенцам подранкам

так и надо мойшам и беркам

так и надо сарам и ханкам

так и надо нашим местечкам

кто теперь тут живет не знаем

трудно быть живым человечком

легче в небе вороньим стаям

легче облака легче пуха

Назад Вперед

Девять - страница 15

Похожие книги