– Шильонский замок, mademoiselle? – спросил курьер. – Mademoiselle уже условилась о поездке? – добавил он тоном, который показался Уинтерборну наглым.
Этот тон заставил даже мисс Миллер признать некоторую затруднительность ее положения. Она повернулась к Уинтерборну, зардевшись легким, совсем легким, румянцем.
– Вы не раздумаете?
– Я не успокоюсь до тех пор, пока мы не съездим туда! – воскликнул Уинтерборн.
– Вы остановились в нашем отеле? – продолжала мисс Миллер. – Вы на самом деле американец?
Курьер все еще стоял рядом со скамейкой, бросая оскорбительные взгляды на Уинтерборна оскорбительные даже не столько для него, сколько для мисс Миллер, ибо он явно осуждал ее за то, что она заводит «случайные знакомства».
– Я буду иметь честь представить вам одну даму, которая сообщит обо мне все, что вы пожелаете узнать, – улыбнувшись, сказал Уинтерборн и назвал свою тетку.
– Так мы поедем в один из ближайших дней. – Мисс Миллер одарила его улыбкой, подняла зонтик над головой и пошла к гостинице в сопровождении Юджинио.
Уинтерборн долго смотрел ей вслед, и, глядя, как она шагает, волоча по дорожке пышные воланы своего платья, он признал мысленно, что эта девушка наделена от природы царственной осанкой.
Однако Уинтерборн взял на себя слишком много, пообещав представить мисс Дэзи Миллер своей тетушке миссис Костелло. Лишь только эта леди оправилась после мигрени, он зашел к ней, с должной заботливостью осведомился о ее здоровье, а потом спросил, не заметила ли она здесь, в отеле, одно американское семейство – мать, дочь и маленького мальчика.
– И курьера? – сказала миссис Костелло. – Как же, конечно, заметила и старалась держаться от них подальше, потому что они оскорбляют мой слух и зрение.
Миссис Костелло, богатая вдова и особа весьма почтенная, не раз высказывала мысль, что, если б не ее подверженность мигреням, она, возможно, сыграла бы более видную роль в современной ей эпохе. У миссис Костелло было длинное бледное лицо, нос с горбинкой и пышные, совершенно седые волосы, которые она укладывала вокруг головы валиком и крупными буклями. Двое ее женатых сыновей жили в Нью-Йорке, третий сын был в Европе. В данное время этот молодой человек развлекался в Гамбурге, и хотя он часто переезжал с места на место, его редко можно было увидеть в том же городе, на котором останавливала свой выбор его родительница. Следовательно, племянник, приехавший в Веве только для того, чтобы повидаться с тетушкой, проявил к ней, как она говорила, гораздо больше внимания, чем ее родные дети. Живя в Женеве, Уинтерборн проникся твердой уверенностью, что тетушек надо уважать. Миссис Костелло, не видавшаяся с племянником уже много лет, осталась очень довольна им и, выказывая ему свое расположение, посвятила его в тайные причины того могущественного влияния, которое, как следовало понимать, исходило из ее апартаментов в Нью-Йорке. Она призналась Уинтерборну, что круг знакомых подобран с большой осмотрительностью, и подчеркнула, что, зная Нью-Йорк несколько лучше, он вряд ли счел бы такую предосторожность излишней. И картина строжайшей иерархии, на которой зиждилось светское общество этого города, – картина, всесторонне освещенная миссис Костелло, показалась Уинтерборну чуть ли не удручающей.
Он сразу же понял по тону тетушки, что место, занимаемое мисс Миллер, находится на самом низу общественной лестницы.
