Михаил Павлович приезжал на дачу дважды – в середине недели и в субботу. «Он всегда привозил из города массу карамели, которой он оделял деревенских ребятишек, когда во время прогулок мы проходили через деревню. Ребятишки знали его и всегда бежали следом, крича „барин, барин, дай конфетку“, до тех пор, пока не истощались запасы его карманов…»
Летом стояли длинные светлые вечера, и Владимир Александрович со старшими детьми часто отправлялся к реке, «где у мельничной запруды стояла на замке собственная лодка – большая, с распашными веслами. Каждым веслом должен был грести один человек, и от такой гребли лодка, длинная и узкая, могла иметь очень хороший ход. Мы быстро ехали по полноводной реке, извивавшейся между красивых крутых берегов… Мне нравились эти вечерние поездки вчетвером, без взрослых. Солнце заходило, но долго еще алел закат; долго еще было светло, и в воздухе пахло водой, травой, цветами с лугов и лесов, сбегавших к реке… От воды поднимался дымок тумана, и с ним приходила вечерняя свежесть». В воскресенье днем к молодежи присоединялись взрослые, и «мы катались по реке всей компанией. Михаил Павлович сидел на руле и был строг к гребцам, внимательно следя за тем, чтобы весла погружались в воду одновременно. Он, как и во всех делах, любил порядок. Вера Александровна волновалась и с тревогой в голосе спрашивала: „А здесь глубоко?“ Вечером по воскресеньям все расходились рано: и Михаил Павлович, и дядя Коля в понедельник с ранним утренним поездом отправлялись в Москву. А наш день с утра снова начинался со строго установленного расписания, и все опять шло обычным чередом…»
Михаил Павлович очень любил музыку, особенно народную. Попов по этому поводу пишет в своих воспоминаниях: «Раз в неделю собирались у нас балалаечники. Михаил Павлович организовал из своих родных прекрасный оркестр, человек в пятнадцать-двадцать, и относился к этой игре на балалайках более чем серьезно: сам писал ноты, перекладывая для балалаек очень трудные оркестровые вещи, вроде „Шехеразады“ Римского-Корсакова, и требуя от оркестрантов самого внимательного отношения к делу».
К своим детям, особенно к старшему сыну Алексею, Михаил Павлович относился довольно сурово и требовательно. Единственно, кого он выделял среди детей, была маленькая Таня – не по годам умный и развитой ребенок. «Михаил Павлович, внешне суровый ко всем своим детям, с Таней был необыкновенно ласков и подолгу сидел около ее кроватки, когда вечером она ложилась спать. Они разговаривали, тайком шалили, пока Вера Александровна не настаивала, чтобы он ушел из детской».
Михаил Павлович Овчинников скончался в конце 1913 года в возрасте 58 лет от крупозной пневмонии и был похоронен на кладбище Покровского монастыря в Москве. Могила его не сохранилась. Фабрика Овчинниковых перешла в руки его брата – Александра Павловича и просуществовала до 1916 года, когда была закрыта в связи с обстоятельствами первой Мировой войны, а затем и Октябрьской революции.
Алексей Михайлович Овчинников
Мой дед Алексей Михайлович Овчинников родился 16 июня 1888 года, и в описываемое Поповым время ему было около пятнадцати лет. «Он сразу понравился мне, – пишет Попов, – это был плотный мальчик, краснощекий, с круглой, коротко остриженной головой и в курточке с ремнем, – форма, какую носили тогда ученики средних учебных заведений. На румяном лице резко выделялись правильной дугой темно-каштановые брови; лицом он был похож тогда больше на мать, чем на отца».
