Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы - страница 20



Стреляли сами револьверы в френчах.
И сабли вылетали без причин.
Мажорные клопы кусали ноги.
Сороконожки гамм влетали в рот.
Минорные хватали осьминоги
Нас за лицо, за пах и за живот.
Был полон воздух муравьями звуков.
От них нам было душно и темно.
Нас ударяли розовые руки
Котами и окороками нот.
И только те, что дети Марафона,
Как я, махая в воздухе пятой,
Старались выплыть из воды симфоний.
Покинуть музыкальный кипяток.
Но скрипки, как акулы, нас кусали.
Толкались контрабасы как киты.
Нас били трубы – медные щиты.
Кларнеты в спину налету вонзались.
Но всё ж последним мускульным броском
Мы взяли финиш воздуха над морем,
Где дружески холодным голоском
Дохнул нам ветер, не желая спорить.
И мы, за голый камень уцепясь,
Смотрели сумасшедшими глазами,
Как волны дикий исполняли пляс
Под жёлтыми пустыми небесами.
И как, блестя над корчами воды,
Вдруг вылетала женщина иль рыба
И вновь валилась в длинные ряды
Колец змеи, бушующей игриво.

66.

Японский вечер безразлично тих.
Он, как стихи Георга Иванова,
Не млад, не стар. О беспредметный стих!
Дымишься Ты над переулком снова.
Она витает, бледная вода,
Она летает, тает, обитает.
Стекает, как конфета, навсегда.
На бедных камнях шёлково блистает.
Как смеешь ты меня не уважать!
Я сух, ты говоришь. Я бел, прекрасно.
Так знай: так сух платок от слёз отжат.
И бел, из прачки возвратясь напрасно.
Я научился говорить «Всегда»
И «Никогда» и «Некогда», я вижу,
Как поднимается по лестнице судьба,
Кружится малость и стекает ниже.
Не верю я тебе, себе, но знаю,
Но вижу, как бесправны я и ты,
И как река сползает ледяная,
Неся с собою камни с высоты.
Как бесконечно беззащитен вечер,
Когда клубится в нём неяркий стих.
И как пальто, надетое на плечи,
Тебя покой декабрьский настиг.

67.

Игра огней и лира водопада
Убережёт от тихого распада
Таинственное счастье страшный сон
Поцеловал Тебя слегка в висок
Пусть встречи минут только помнишь полночь
Я помню счастье но не помню помощь
1925

68.

Как снобы в розовых носках
Как дева в липовых досках
Доволен я своей судьбою
Не выданной а взятой с бою
На башне флаги весело вились
И дети хорошо себя вели
То был четверг страстной он был весёлый
С горы к нам тёк необъяснимый зной
Под тяжестью своих воспоминаний
Ломался я как полосатый стул

69. Страж порога

Не буффонаду и не оперетку
А нечто хилое во сне во сне
Увидела священная кокетка
Узрела в комфортабельной тюрьме
Был дом силён и наглухо глубок
Но на чердачном клиросе на хорах
Во тьме хихикал чёрный голубок
С клешнями рака и глазами вора
И только мил хозяин белобрыс
Продрав глаза тянулся сонно к шторе
Длиннейшей лапой домовая рысь
Его за шиворот хватала он не спорил
И снова сон храпел сопел вонял
И бесконечно животом раздавшись
Царил все комнаты облапив всё заняв
Над теми что уснули разрыдавшись
И долго дива перьями шурша
Заглядывая в стёкла билась пери
Пока вверху от счастья антраша
Выкидывал волшебный рак за дверью
1925

70.

Шикарное безделие живёт
Слегка воркуя голоском подводным
А наверху торжественно плывёт
Корабль беспечальный благородный
На нём труба где совершенный дым
И хлёсткие прекрасные машины
И едут там (а мы на дне сидим)
Шикарные и хитрые мужчины
Они вдыхают запах папирос
Они зовут и к ним бежит матрос
С лирической восторженною миной
А мы мечтаем вот бы снизу миной!
Завистлив гномов подвоздушный сонм
Они танцуют ходят колесом
Воркуют пред решёткою камина
И только к ним подходит водолаз
Они ему беспечно строят рожи
Пытаются разбить стеклянный глаз