– Не обращай внимания, она тебя троллит. Вот же искушение перед причастием. Идите, женщина, идите, раз не понимаете.
И я пошла, смеясь и удивляясь дремучести христиан и тому, что православие так сильно напоминает мне неоязыческие обряды, которыми я увлекалась подростком.
21 июня
Сегодня я видела небо и солнце. Такое ― впервые, поэтому хочу записать, пусть это и не имеет отношения к религии.
В десять утра воздух не протолкнуть внутрь себя: он стоял плотной душной массой.
Небо слоилось, выстилая пространство облаками, мягко и нежно укутывая землю в ватно-пуховую перину, сквозь дыры которой синели, плескались лужицы небесной лазури.
Порой они грозили упасть, свалиться, и в эти мгновения ужасно хотелось их поддержать руками или хотя бы приклеить скотчем.
А потом пространство неожиданно превратилось в белую медведицу, которая огромными прыжкам мчалась прочь, оставляя за собой маленькие перистые клочки, напоминающие то собачку, то дракончика, а под конец голову улыбающегося чему-то Шляпника. Чтоб наконец раствориться в идеальную синеву.
А над этим сказочно-прекрасным миром, обжигая кожу, солнце огненно улыбалось Равноденствию.
21 сентября
В церковь я больше не ходила. Чего угодно я ждала от нее, но уж точно не шаманства, с которым встретилась на Троицу. Такое я и без христианства регулярно вижу. Например, наша коллега, которая никак не может родить, регулярно в Коломенском сидит на «женском камне», ездила она и в Бурятию к шаману, и в церкви молилась. Но камню почему-то доверяет больше всего. По крайней мере, мне так показалось.
Я нисколько не разозлилась, но прочно разочаровалась в православии. Там и без язычества полно косяков: жутковатые, как во второсортном театре, крикливые парчовые костюмы, на мужчинах украшения дорогие и здоровенные ― такие рэперы носят, внутри помещения почему-то всегда душно и попахивает странно, молитвы зачем-то читают на старинном языке, будто за многие века не нашлось хороших переводчиков. В конце концов просто надоело пробивать головой стену.
Но главное, я так и не нашла ответ, зачем люди возвращаются туда снова и снова. И вообще, что такое церковь? Зачем ее иногда пишут с большой буквы, а иногда с маленькой ― где ошибка? Почему священник ― отец? Зачем вставать на колени или бесконечно креститься? Или, например, недавно прочла у одного френда: «Всякий ревнитель совершенства достигает его через подъятие произвольных и непроизвольных трудов и лишений. Но одни свои произвольные не так благотворны, как находящие извне не по нашей воле». Причем автор поста уверял нас, своих читателей, что это «важная цитата из Паламы». Откуда? И если она такая важная, кто в курсе, что такое «подъятие трудов и лишений» и кто такой «ревнитель совершенства»?
Я ходила по улицам взад и вперед, а у меня возникали и крутились как белка в колесе вопросы. И задать их было некому.
Начала спрашивать Колю, а он принялся отвечать настолько туманно, что я только разозлилась. Спросила Олежку. Он сказал: крестишься, и все поймешь, дескать, извне понять невозможно. Я не то что хочу или не хочу креститься, мне надо знать, зачем люди идут на это, а после их ответов говорить о крещении расхотелось.
Потом мы разъехались в отпуск – кто куда.
Первый раз за долгое время собрались в зале только в середине сентября. И сразу стали обсуждать книгу Раймонда Моуди «Жизнь после жизни: исследование феномена – переживание смерти тела», которую прочли по Колиной рекомендации. Это исследование и описание клинической смерти, которые Моуди назвал околосмертными переживаниями, описав их после разговора с полутора сотнями людей, переживших клиническую смерть. Книга нас увлекла и своей исследовательской базой, и выводами, и мы много говорили о ней.
