Читать онлайн Мария Свешникова - Дневник неофита: исповедь новичка

Посвящается Саше Кинчевой

за умение увидеть и показать красоту,

а также Татьяне Геннадиевне Поспеловой

и нашей маме за веру в меня

От автора

Когда мой папа стал священником, его назначили служить в глухую деревню на погост. То есть на кладбище. Интернета не было, а сарафанное радио работало хорошо, поэтому люди, искавшие ответы на вопросы о Боге, о вере и о самих себе, стали приезжать к нему, кто поодиночке, а кто и небольшими группками.

Папа принимал всех и с каждым подолгу обсуждал его проблемы и вопросы. А это значит, что все эти люди оставались у нас пожить со всем своим внутренним багажом.

Сейчас не вспомню наверняка, но, насмотревшись на это, кажется, лет в четырнадцать я впервые сказала, что могу написать книгу об ищущих Бога и о том, что они переживают. Тогда мои слова никто не принял всерьез, да и я сама скорее шутила, чем говорила серьезно.

К идее книги о новичках, приходящих в церковь, то есть о неофитах, я возвращалась несколько следующих десятилетий, пока кто-то не ответил ― напиши.

Поднатужившись, я сочинила первую страницу. Потом еще половину и примерный план. Главные герои пришли в голову мгновенно. Дальше дело застопорилось, хотя я даже показала написанное приятелю-издателю. Реакция его была вялой, хотя и одобрительной, и я бросила писать.

Прошло еще десять лет и две книги ― «Поповичи» и «Соусы Манюшес». Я уже начала сочинять третью ― роман. А однажды подошла к столу, открыла комп и начала набирать текст.

Я не изменила название и форму, оставила главных героев и основную мысль первой страницы. Все остальное пришлось «дописать».

Так что можно сказать, «Дневник неофита» ― книга всей моей жизни. Как бы пафосно это ни звучало.

15 марта

Едва слышно щелкнул замок на двери.

– Коля, есть будешь?

– Ты ведь даже не посмотрела!

Значит, Коля. И вечно его чуть смущенный, будто сморщенный в уголках губ под усами голос.

Мне совсем нетрудно определить входящего. Олег всегда врывается в комнату, будто пытается догнать последний вагон ушедшего поезда: дверь бухает о стенку, порывом ветра меня едва не выносит из кресла. Его появление неизменно доводит до яростного изнеможения. Колина врожденная интуитивная тактичность проявляется даже в его отношениях с дверью: легкое колыхание ветра, ни единого скрипа, но я отчетливо ощущаю, как он с усилием протискивает себя сквозь узкую щель. И каждый раз хочется обойти и подтолкнуть сзади: смилуйся, зайди. Как тут перепутать, если мои мальчики такие разные.

Я привыкла их называть моими. Мы познакомились на первом курсе, оказавшись в одной группе университета, и все последующие годы практически не расставались.

*****

Единственная и любимейшая дочь, я приехала в столицу с южных окраин Родины. Папа был готов ради меня на все. Даже выращивать персики: «Зачем ты их ешь, они же похожи на мыло», ― сокрушался он. «Зато это мой любимый сорт мыла», ― неизменно парировала я. Всю жизнь мы держались нашей маленькой семьей, и мой отъезд в университет оказался непосильным испытанием для всех нас. И хотя все кругом постоянно советовали перерезать пуповину, родители, не выдержав разлуки, перебрались в среднюю полосу. Решение переехать далось им непросто, зато у нас появилась возможность приезжать друг к другу в гости.

Всегда старающийся казаться неприметным, Коля родился на Урале в маленькой деревушке, название которой я постоянно забываю. Школы там не было, только в соседнем селе, а расписание рейсовых автобусов не совпадало со школьным распорядком, поэтому в любую погоду он ходил туда и обратно около трех километров в одну сторону, что, конечно, сказывалось на качестве образования. Но в старших классах Коля неожиданно для всех и в первую очередь для самого себя «рванул»: закончил школу с красным дипломом и поступил в московский вуз безо всякой подготовки с репетиторами. Вид Коля имел кроткий и смирный, но в его глазах читались мудрость и хитрость, веками копившиеся в семье.

Москвич Олег парил над жизнью, а проблемы, казалось, обходили за версту этого удачливого, вежливого и неизменно веселого человека. По складу, по типажу Олег казался типичным ученым, какими их показывают в кино: ему было совершенно наплевать, что есть, где спать и как одеваться. Тем не менее жить он предпочитал отдельно от своей многочисленной и многогранно одаренной семьи. Старшая сестра закончила школу за восемь лет. В девять лет Аня решила пропустить третий класс, чтобы учиться вместе с мальчиком, в которого была влюблена. Она с легкостью сдала самостоятельно пройденный материал и первого сентября пришла к четвероклашкам. Потом пропустила десятый класс ― не хотела сидеть лишний год в школе. Брату было все равно, поступать на филфак или физтех МГУ, куда он в итоге подал документы только оттого, что там учились родители и сестра. Еще брат играл на оргàне ― для самого себя. На их фоне Олег мгновенно терялся, поэтому любить семью он предпочитал, держа родственников на расстоянии. Тем более что им нравилось подшучивать над его чрезмерными на их вкус легкостью и оптимизмом.

С Колей мы подружились в общаге. Настолько, что, начав подрабатывать, сняли квартиру. Тут-то к нам и присоединился Олег. Мы и на работу устроились в одну лабораторию, поскольку занимались разработками медицинского оборудования. К этому моменту я вышла замуж за Олега: что скрывать, для работы мне была нужна регистрация в Москве, и он предложил это незабываемое решение.

Узнав о моих проблемах, Олег внезапно спросил, что я больше всего люблю из еды. Чуть запнувшись, я ответила, что по десятибалльной шкале на семь мне нравятся соленые огурцы, а на оставшиеся три пункта сладкое. Через пару дней Олег пришел в гости с двумя пакетами. Молча протянул первый. В нем стояла банка с рассолом и семью солеными огурцами, во втором ― коробка с тремя огромными кусками торта. Только Олежка умеет решить проблемы так, будто жизнь состоит из сказок, приключений и праздника.

На нашей дружбе совместная жизнь никак не сказалась, зато отразилась на материальном благополучии: денег стало хватать на четырехкомнатную квартиру в центре Москвы со странной, нелепой планировкой. Из прихожей небольшой коридорчик вел в странное помещение без углов, откуда расходились двери комнат. Трех, как нам и требовалось. Круглая центральная комната удивляла своей архитектурной несуразностью, однако в ее центре под огромным старинным круглым абажуром стоял такой же круглый стол, накрытый круглой скатертью. Это нас подкупило, и мы сразу стали называть комнату гостиной. Или ― шутливо ― залой.

В гостиной мы встречались каждый вечер за ужином до последних месяцев, когда я заметила, что с Колей происходит что-то необычное, и он начал без предупреждения пропускать наши ежевечерние встречи в зале. Обычное и раньше происходило с ним только в качестве исключений. Коля мог исчезнуть на несколько часов, но потом обязательно рассказывал о своих приключениях. Как встретил в метро потерявшего записную книжку дедушку с разрядившимся стареньким мобильником и они ходили-искали нужный дом по смутным приметам. Или как он заметил, что рабочие скидывают технический мусор в траншею и закапывают его, тогда он нашел телефон прораба, дозвонился ему и ждал, пока тот приедет.

Именно ему звонили друзья, если нужно было встретить поезд с посылкой от бабушки. Но пока Коля шел по вагонам, поезд отправляли в тупик, откуда он долго выбирался, а веревка на коробке порвалась… Только Коля мог поставить центрифугу на несколько часов и прилечь в соседнем кабинете на раскладушке. И пока он спал, центрифуга отключалась, потому что вырубило пробки, и дверь заклинило, а мобильник он забыл.

Последняя история случилоась на его день рождения, так что полная комната гостей безрезультатно ждала именинника.

Если бы кто-то другой сказал, что не смог прийти на посвященный ему праздничный ужин из-за запертой двери, я бы ни за что не поверила. Не верить Коле было невозможно ― он никогда никого не обманывал.

Поэтому теперь, возвращаясь после таинственных отсутствий, чтобы не врать, он отмалчивался или переводил разговор на работу, прекрасно зная, насколько легко нас отвлечь, задав вопрос о продвижении диссертации, о новом дизайне сайта или невинно уточнив, как скоро мы закончим проверять термолабильность эндоскопа. Мы с Олегом неизменно попадались на этот крючок и принимались увлеченно делиться своими новостями, упуская из виду, что наш дружок своих секретов не раскрыл.

*****

Пару недель назад перемены в Коле заметил даже Олег, внимательно относящийся только к себе и обладающий нулевой интуицией и эмпатией носорога. И именно Олег первым обнаружил, что Коля стал находить черный хлеб по запаху.

Мы проверили: «случайно» оставляли хлеб на полочке в прихожей или клали буханку в неположенном месте рядом с приборами в лаборатории, а сверху прикрывали газетой. Коля отыскивал добычу моментально, безошибочно двигаясь на запах хлеба. Чувствуя его, как зомби из всеми любимого сериала «Ходячие мертвецы» ощущают присутствие людей.

Затем неизменно повторялось одно и то же: механически делая несколько шагов в нужном направлении, он будто приходил в себя и, не спуская глаз с добычи, чуть смущенно спрашивал, можно ли ему кусочек.

Получив разрешение, странно ел: не делал бутербродов, не наливал в блюдечко подсолнечного масла с солью (этому его научила бабушка), но откусывал жадно, нервно. Почти не жуя, заглатывал буханку. И жутковато содрогался всем телом, когда я ехидно спрашивала, оставит ли он друзьям хоть корочку, или придется снова идти в магазин.

Тогда, с неимоверным усилием отрывая себя от еды, он бросал на стол последние крохи и, не оборачиваясь, выходил, оставляя меня наедине с чувством стыда.

Я приехала в Москву из маленького небогатого городка, оставив жалость к себе и к людям на малой родине, но от сцены под названием «как Коля давится черным хлебом» мне каждый раз хотелось плакать.

Замечая мое перекошенное лицо, Олежка обычно с легкостью разряжал ситуацию дурацкими шуточками, которых у него имелся неограниченный запас. Обычно, но не теперь: полчаса назад его вызвали к начальству, и я поняла, что мне одной придется наблюдать, как Коля глотает хлеб. С маниакальной точностью он по кратчайшей траектории направлялся к забытому на столике с микроволновкой пакету с едой.

И тут я взорвалась:

– Поговорим?

– Давай. ― Сконцентрировавшись на добыче, он даже не обернулся. ― Можно кусочек?

Интересно, что будет, если я откажу.

– Можно. И ― поговорим.

– О чем? Может, расскажешь о новом проекте, который вам с Олегом…

Резким движением отломив почти половину буханки, он с нежной грустью примерялся откусить побольше.

– Конкретного еще ничего не обещали, но перспективы отличные…

Осеклась, поняв, что меня снова дурят. Расправила плечи, подняла голову и, сбавив голос до медленного вежливого шепота, что в моем случае означало приступ самой страшной ярости, подражая кобре Нагайне из советского мультфильма «Рикки-Тикки-Тави», едва слышно прошипела:

– Тааааак, о работе поговорили. А теперь ответь, пожалуйста, что происходит? Сколько можно жрать пустой хлеб тоннами? Чем тебе мой суп не угодил? А котлеты? Вон, на контейнере лежат. Картошку, жаренную на сливочном масле, принесла ― еще теплая. И как ты любишь, без лука.