Дневник. Том 2 - страница 10



12 сентября. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх…». 1-е Послание Иоанна <4, 18>.

11-го была назначена репетиция нашего кукольного театра в Доме пионера и школьника. «Василиса Прекрасная», которую мы репетировали, снята. В школах, где пытались продавать спектакли, спрашивают: у вас советские пьесы? А те, которые рискуют взять сказки, спрашивают, есть ли новое разрешение, надо будет еще раз пригласить репертком. Это для детей первых трех классов! Говорят, что скоро будут «прорабатывать музыку», а именно «Дуэнью» Прокофьева[56] и 9-ю симфонию Шостаковича[57]. Вот тебе и на! Только что Д.Д. дали вторую квартиру, вторую машину и 60 000 на обзаведение.

Встречаю Леонида Ильича Борисова. У него сняли переиздание «Волшебника» с иллюстрациями Альтмана. «Гроза надо мной прошла, но не убила, только град по черепу побил. Приходится продавать вещи, чтобы продержаться месяца четыре, пока не напишу новое». Его «Волшебник из Гель-Гью» имел очень большой успех[58].

В кукольном театре, значит, спектаклей не будет месяца два, и я вообще хочу оттуда уйти. И вот я на бобах. Пишу перевод писем Петрова-Водкина[59]. Я отдыхаю умственно, и очень тянет меня к моему театру, к милым марионеткам. Момент, прямо скажем, неподходящий.

Чтобы паника стала общей и чудовищной, распространился слух, что с 15 сентября твердые цены на продукты увеличиваются втрое! Вот уж «наплевизм» так «наплевизм». (Новое словообразование, выпущенное в постановлении ЦК для всемирного восхищения[60].)

И еще слухи: на Володарском мосту зенитки установили.

Одним словом, все, чтобы злополучный и нищий обыватель потерял последнюю частицу здравого смысла.

Кривое зеркало работает вовсю.

Встречаю Леночку Хмызникову, героическую девушку, внучку Клавдии Лукашевич. Она работает в Нейрохирургическом, учится в Медицинском институте и воспитывает брата. Розовенькая блондинка лет 24. Софья Васильевна Шостакович говорила мне, что она пишет, у нее прелестные стихи. Спрашиваю ее, как стихи? «Что вы, разве теперь можно писать, после случая с Ахматовой и Зощенко, всякая охота пропала».

Почему я нисколько не охвачена паникой и с каким-то даже удовольствием смотрю на эти неверные шахматные ходы.

28 сентября. Запугивание обывателя продолжается, и совершенно ясно ощущается желание именно запугать и потрясти несчастного советского человека. Он превратился в Акакия Акакиевича[61], но положение его трагичнее. 15 сентября подняли цены невероятно: черный хлеб 3.40 вместо 1.10. Булка вместо 2.95 – 5 и 8 рублей. Мясо 30 (после 10) и т. д. В это же время Жданов с высоты престола обозвал Ахматову блудницей, и газеты полны призывами к подъему идейности, партийности и т. п. Сегодня вдруг перестали давать по рабочей карточке белый хлеб; отменили его и по литерным и дополнительным карточкам. Можно брать взамен булки муку [1 нрзб.], но масла не дают уже вторую декаду и закрыли дрожжевой завод. Дрожжей нигде нет.

Была вчера у Анны Петровны. Она глубоко возмущена ждановской речью. Как можно оскорблять всенародно женщину! Критикуй поэта, но оскорблять женщину недопустимо. И вот мы не можем написать.

Я ночью составила мысленно очень красноречивое письмо Жданову, в котором я говорю, что такое выступление позор для них и т. д. А потом подумала: если меня вышлют, это не беда, меня это не страшит. Но Васю исключат из студии. Перед ним закроются все дороги, а проку никакого.