Дневник. Том 2 - страница 28

7 июня. Сейчас звонил Вася из Москвы. Наташа вернулась, денег не привезла, все проела. Сейчас к нам не приедет, т. к. занята.

И это мать! Что у нее вместо сердца?

С 20 сентября она не видела детей. Ну как не отложить какие-то деньги, чтобы хоть на день заехать в Ленинград, поцеловать, прижать к себе этих крошек? Как не поголодать, как я, чтобы прислать им денег? Нет имени такому отношению. А по отношению ко мне? Услыхала ли я хоть слово благодарности; конечно, нет. Бедные, бедные дети. Я умру – что с ними будет? Такое хрупкое существо, как Сонечка. Что она для этого бессердечного битюга? А Вася вполне под ее башмаком. Она его обманывает как хочет.

Дрянь в полном смысле этого слова.

Бедные, бедные дети. И такие чудесные.

11 июня. Приходит Петя, головка набок, рожица ласковая и лукавая: «Я хочу сладкого, только не на букву Э (на букву Э – конфэта), а на букву саха-рэ!»

Я прочла «Enfance et jeunesse» de Renan[143]. Прочла с интересом. Меня изумляет одно (то же удивило меня и в «Исповеди» Л. Толстого): как долго и много он изучает, чтобы прийти к отрицанию созданного руками человеческими христианства. Для такого вывода, по моему мнению, достаточно глубоко вчитаться в Евангелие. Нигде Христос не отождествляет себя с Богом. Зачем называешь ты меня благим? Никто не благ, токмо один Бог. Данная им замечательная молитва – Отче наш – исчерпывает все стремления человеческие и устанавливает единого Бога Творца. А молитва в Гефсиманском саду – не как я хочу, а как Ты хочешь. Уже много, много лет я каждый день читаю Евангелие. С начала и до конца. И опять начинаю снова. Больше всех люблю Матфея. Я, конечно, христианка, выше Христа и его учения ничего нет на земле. Но как могли создать Троицу, так материалистически понять Дух Господень. Грех против духа святого не простится, – сказал Христос. А отцы церкви написали Дух с большой буквы и изобразили голубя.

Я всегда любила «Отче наш», в особенности первые три прошения. Долго слова «да будет воля Твоя» вызывали невольный протест всего моего существа. Неужели я совсем бессильна? Но война и блокада научили многому. Да, да будет воля Твоя, но да будет она милосердна. Когда я говорю: «да святится имя Твое по всей земле», я вижу раскрепощенную несчастную Россию, восстановленные церкви и народ, возвращающийся к человеческой жизни и человеческому облику.

Недавно заходила ко мне Наталья Васильевна. Ее вызывали в НКВД «побеседовать». Расспрашивали, с кем видится, кого знает, и выяснилось, что их интересует. Аствацатуровы и Кочуров, Папазян и Е.И. Плен, встречалась ли Н.В. во время блокады с Аствацатуровыми и какой они были ориентации, германской или великобританской? На что Н.В. ответила, что великобританской ориентации не могло существовать во время войны, англичане были нашими союзниками. Следователь просил разрешения к ней заехать, еще побеседовать.

Вот. Уважаемая женщина, вдова А.Н. Толстого, депутата Верховного Совета, не защищена от допросов следователей, которым нужно сейчас создать своими руками «великобританский центр». Нанести такое оскорбление человеку, не подававшему к тому никакого повода. То же, что и со мной было. А может быть, еще и будет. Никто и никогда не застрахован.

16 июня. Бедные мои детки, сколько они внесли ласки и тепла в мою душу.

22 июня. В апреле пришла ко мне моя приятельница. Все последнее время она была в крайне угнетенном состоянии духа. Говорила, что окаменела. В этот раз она не выдержала и рассказала. Дочь двадцати четырех <лет> сделала аборт; т. к. живет она отдельно, то созналась в своем положении матери лишь тогда, когда имела уже в руках направление в больницу. «Чего ты расстраиваешься, – говорила она матери, – ведь это же со всеми бывает, все это очень просто».