– Ну не может быть, чтобы не было выхода. А если ты ранен будешь? Как тебя раненого заберут?
– Самострел и предатель, нельзя. Смирись. Всё равно придётся воевать. Другого выхода нет.
Софья расплакалась. Денис обнял её за плечи и прикоснулся губами к её голове.
– Всё хорошо, я обещаю, что вернусь. К тому же мы не завтра в море выходим, а может повезёт и не выйдем вовсе. Ну всё, успокойся. Как вернусь, получу квартиру, к тому же буду уже, может быть, младшим офицером.
– Ты мне пообещал, что вернёшься, – сказала Софья, вытирая с лица слёзы.
– Конечно вернусь… Я всегда держу обещания, тем более перед тобой. Я же обещал тебе.
Сукнов вернулся в казарму поздно вечером. Волкова там не оказалось. По словам сокурсников в этот день, после ухода, он не появлялся ни в казарме, ни в корпусе.
– Это ваш кадет? – спросил человек в военной форме, приставив руку к виску на входе в корпус, приведший молодого парня в форме кадетского корпуса, к тому же серьёзно измятой и изорванной. Его спутник стоял, немного покосившись и опустив взгляд в пол.
– Да, наш. Что-то случилось?
– Случилось… В нетрезвом виде пришёл к адмиралтейству, требовал Рожественского. Самое интересное, что он всё-таки встретил адмирала. О чём они там разговаривали, не знаю, но мне приказали вернуть его в корпус.
– Мы его накажем по всей строгости!
– Если по уставу положено, то конечно. Но Рожественский приказал доставить его сюда в целости и сохранности. Обычно за такое он строго наказывает, а тут ничего. Ну, я привёл, дальше ваши проблемы.
У ворот стоял Владимир, лицо которого было сильно потрёпано вчерашним днём. Как только жандарм вышел из коридора выбежали кадеты.
– Пьяный, в адмиралтейство?
– Вот даёт!
– Ещё и с адмиралом разговаривал.
– Так наказания ему не будет?
– Любимчик адмиральский.
Владимир выпрямился и громка ответил:
– Да! Был у Адмирала! Да! Захотел и пошёл! А он мою просьбу не выполнил…
В этот момент начальник корпуса отвесил Владимиру со всего размаху оплеуху. Но он был для кадетов больше старшим братом, чем строгим начальником, поэтому такой жест был просто для выражения осуждения с его стороны. Пригрозив карцером, он куда-то ушёл.
– А что ты у адмирала просил? – сразу после ухода начальника заговорили кадеты, обступив Волкова.
Тут из коридора вышел Денис, который остановился, глядя на эту картину. Владимир его заметил, но продолжил ещё более громким голосом и с надменным выражением лица:
– Просил, чтобы либо меня, либо Сукнова перевели на другой корабль! А он: «Никаких переводов, на корабле весь экипаж – одно целое. Ты должен смириться, не согласен ли?» Я бы с радостью перевёлся на другой корабль, подальше от тебя, – обратился он к Сукнову, – чтоб твоей морды не видеть. Ты для меня был всегда как брат, а оказалось, что за маской скрывалась крыса, которая только строит из себя добрую. Чтоб я тебя ещё раз братом назвал, да не в жизни! Прочь с глаз моих!
– Не хочешь меня увидеть, тогда уходи сам. Я никуда не собираюсь уходить!
– Поршивец. Ещё и трус! Если бы не Софья, тебя бы уже как собаку закопали!
– Ох, точно, ты же из-за бабы такой шум поднял. Лучший в корпусе, образец для подражания, а тут на тебе, стреляться он вздумал. Так ещё и напился, да в адмиралтейство заявился. Позор тебе и всему корпусу!
Среди кадетов пошёл гул недовольства. Все осознали, что один такой случай может отразиться на репутации всех обучающихся здесь. Атмосфера становилась явно напряжённой, а в воздухе витало недовольство.
