– Но ты ведь что-то знаешь про их двигатель?
– В общих чертах. Знаю, что в основе – «парниковый эффект», термофорез, а конкретики нет. Чертежи наверняка в охранке, или сгорели при пожаре. Спросить некого, почти всех похватали. И боюсь, выпустят не скоро, если вообще выпустят. Ты вспомни, Макс, прикинь, может заметки какие завалялись, по сусекам поскреби, как говорится.
– Ясное дело. Я искал, ты знаешь, но надо подумать…
– Вот-вот, подумай, вспомни, а я продолжу со своей стороны, есть кое-какие мыслишки, не скажу что совсем ничего. Понимаешь, как будто носится в воздухе, только подхватить. Прорвёмся!
– Конечно.
– Да, Макс, совсем забыл, – Лосев взял с полки книгу. – Новое издание. Дарю.
– «Камиль Фламмарион. Многочисленность обитаемых миров». Ух ты! – восхитился Максим. – Спасибо!
– Не читал?
– Нет. Давно хотел, всё не попадалось.
Находка, потеря, находка.
Максим в сотый раз обшарил шифоньерку, письменный стол, чемоданы, и отчаявшись собрался было возвернуться к Лосеву ни с чем, и тут вспомнил про маленький закуток, кладовку в углублении прихожей, где хранились принадлежности для уборки. Там, среди щёток, за шваброй, обнаружился небольшой рулон, завёрнутый в газету. Это и оказалось то самое, что он искал!
С чертежами под мышкой он вышел из своего дома на 17-й линии и направился к Лосеву. Он так ликовал, что в рассеянности перепутал маршрут, забрёл куда-то не туда, в чужие края. Потом решил не вертаться, а пройти по берегу Смоленки, там после свернуть на 5-ю линию и уже по ней добраться до Среднего проспекта.
«Вот Стива обрадуется! – предвкушал Максим. – В чертежах он разберётся быстро, а наш почтенный покровитель науки Силантий Вахрушин средств не пожалеет, точно».
Из раздумья его вывел оглушительный разбойничий посвист. Наверху, на краю обрыва, в нескольких шагах поодаль, стояли трое. У одного, длинноносого, под распахнутым стёганым бешметом с выглядывающей из дырок ватой виднелась рваная же морская рубашка. Второй, краснорожий с мясистым и вывернутым вверх носом, что делало его чрезвычайно похожим на свинью, кутался в помятый засаленный сюртук. Третий, узкоглазый и абсолютно лишённый подбородка, красовался в не по размеру широком пальто, шея его была небрежно обмотана жёлтым кашне. Головы всех троих венчали сдвинутые на затылок картузы-московки, на ногах – смазные сапоги.
– Гля, ребя, – нарочито дурашливым голосом проговорил длинноносый. – Гимназёр. Лурон ташшыт.
– Непорядок, – отозвался бесподбородочный. – Наверняка без пачпорта ходить.
– Раз уж не фарт нонче, так ему хоть рыло начистить, потом в речку, пущай поплавает. А, Косой? – повернулся он к узкоглазому. -Да и клифтишко сгодится.
– Что вам надо? – Максим старался говорить ровно. – Кто вы такие?
– Слышь, братва, щенок не знает васькинских апашей, – притворно удивился длинноносый.
– Треба растолковать, – согласился свинорылый.
– Эй ты, фуфлыга! – взвизгнул обладатель жёлтого кашне. – Хорош бажбана строить, гони монету.
– У меня нет денег.
– А ну, двигай ходулями сюда, щас обшмонаем.
Максим не сдвинулся с места.
– Что, киселяй, ухи заложило? Хряк, давай его сюда.
Смекнув, что рассчитывать на милосердие «апашей» не приходится, Максим быстро просчитал пути отхода. Вариантов было два – уйти либо налево, либо направо.
Свинорылый шагнул на крутой спуск, закачался. Теперь стало заметно, что он был весьма пьян. Неожиданно «апаш» сорвался с места и довольно резво вприпрыжку понёсся прямо на Максима, который, едва успев отскочить в сторону, невольно подставил хулигану подножку. Над водой раскатился душераздирающий звериный рык, за ним – громкий всплеск.
