— Яна подтверждает слова Людмилы, — вскидываю голову и смотрю на мужчину во все глаза. Врет сам? Проверяет? Но нет, выглядит серьезным.
— Да быть не может! — выпаливаю. Яна сама предупреждает меня об опасности, а потом тут же подставляет, подыгрывая Аршанской? С чего бы?
— Поэтому, пожалуйста, скажи мне правду.
Что-то странное творится в этом странном училище — вот моя правда. Странное даже для школы магии.
— А Полина? — это мой последний шанс на выяснение правды. Она же видела, что я спала и просто-напросто не успела бы обернуться до палатки Людки и обратно.
Князев разводит руками.
— Полина долго была в туалете, у нее болел живот.
Еще интереснее. А не попросила ли ее Аршанская специально выйти именно в этот момент? Или туалет и правда был, а Людка просто караулила снаружи, чтобы застать меня одну? И тогда Полина лишь решила избрать политику невмешательства — ничего не знаю, ничего не видела?
Ну, что сказать? Синяки, бывшие на моей шее, ничего не доказывают, об этом еще вчера Лариса Петровна высказалась, когда Холостов почти силой таки потащил меня к ней лечиться — мол, любой бы на месте Люды защищался. Итого: у меня ни алиби, ни свидетелей. А у Аршанской свидетель имеется — вот и порешили.
Как там говорят, за чистосердечное, смягчают приговор? Проверим. Глубоко вздыхаю, как перед прыжком в воду.
— Ладно, — говорю. Через силу, язык прямо-таки отказывается произносить вслух этот бред. — У нас с Любой произошло… э-э… недопонимание, и я хотела ее проучить. Переборщила. Стыдно. Больше не буду.
Светлая бровь директора взлетает вверх.
— Недопонимание?
Медлю. Сказать правду? Тогда, того и гляди, под раздачу попадет Холостов — этого еще не хватало. Подставлять его мне хочется в последнюю очередь.
— Угу, — буркаю. — Слово за слово. Ну, знаете, как бывает, — и замолкаю, жду вердикта. Правдоподобных версий у меня нет. А если Князев все же нормальный мужик, то глубоко в бабские разборки не полезет. — Я исключена? — спрашиваю, когда пауза затягивается.
Директор в ответ одаривает меня таким мученическим взглядом, будто я его пытаю. Барабанит пальцами по столу, думает. Это не категоричное «да», значит, шанс есть. Мне не нравится Сурок, я ничему не могу толком научиться, не чувствую призвания к магии, даже дар свой почти не ощущаю, я здесь чужая. Но… «Но» у меня тоже имеются.
— А ты сама хочешь вернуться домой и все забыть? — поразмыслив, директор выбирает самую отвратительную тактику: отвечает вопросом на вопрос.
Иногда хочу. Постыдно так, поджать хвост и сбежать…
May be I, may be you, да, Рус?
Уверенно качаю головой.
— Не хочу.
Правда не хочу, всем сердцем не хочу — не сейчас уж точно.
Князев вздыхает, не пойму, расстроенно или с облегчением. И пока я думаю над этим, он поднимается со своего места и обходит стол. Слежу за его перемещениями. На теле Русика не было следов насилия. Магию также не нашли, но тут все не так очевидно — достаточно владеть даром лучше того, кто проводил проверку. Может ли директор прямо сейчас избавиться и от меня? Возможно, он вот-вот взмахнет рукой, и я собственными ногами пойду искать удавку?
Станислав Сергеевич берет другой стул и подтаскивает к моему поближе, садится. Неожиданно. Мне тогда беседы на диване хватило — не надо так близко. Инстинктивно отклоняюсь. А он делает вид, что не замечает, протягивает руку и накрывает мою ладонь своею. Она у него большая — хватит на две моих.
